Window Dark - Лаура - королева призраков

Развернувшись, Лаура перевела дух. Вот они — двери. На один пролет вверх. Судя по всему, они вели на второй этаж. На дверях, покрашенных все в тот же синий цвет, красовались черные цифры. Точно такие же цифры кто-то нарисовал под маленькими окошками на железном щите в стене. В окошках бешено крутились диски, а в крохотных дырочках за стеклом виднелось несколько более мелких цифирок. Все это напоминало какой-то лабораторный агрегат.

Увидев столько незнакомых вещей, волнение отступило на второй план. Лишь в голове что-то неприятно кружилось. Только теперь Лаура обратила внимание на конструкцию по краям лестницы. Это были перила! Но до чего примитивные.

Всего-навсего черные железные прутья с розовой лентой поверху. Однако, Лаура сдержала улыбку: ведь здесь все же не королевский дворец. Положив руку на ленту, она почувствовала приятную теплоту, а не прохладу мрамора или металла.

И королеве это понравилось.

Следующая площадка вообще пустовала. Лаура прикоснулась к стене возле окна, и на ее призрачно-белой руке остался след белой извести. В подъезде главенствовали два цвета: выбеленные кирпичи стен и синие аксессуары. Впрочем, королева забыла про перила и красные ступени. Новые впечатления начинали пугать. Похоже, что ко всему этому ей не удастся привыкнуть никогда.

Площадка третьего этажа отличалась от второго только цифрами на дверях. А сами двери стояли все там же: одна в левой стене и две в правом углу. Не теряя времени, Лаура поднялась выше. Теперь от желанного этажа ее отделял только один лестничный пролет. Здесь королева остановилась в последний раз. Она видела ту дверь, за которой скрывалась новая жизнь. Либо летящие годы, либо призрачные секунды. На синей двери чернел ромбик с числом «37».

До полуночи оставалось совсем немного времени. Секунды убегали с удивительной быстротой. Тишина в подъезде звенела для королевы, как натянутая струна.

Собрав все мысли в комок, Лаура попыталась в очередной раз успокоиться дальше медлить было нельзя. Пора!

Глава десятая

Фестиваль

Какая муха укусила,

Нам теперь и невдомек,

Беднягу Гену-крокодила.

Он играет рок.

Его друзья не понимают:

В натуре дурачок.

А он сидит себе играет

«Крутится волчок»…

Он нот не ведает, не знает.

Он не проходил.

Но на гармошке рок играет

Гена-крокодил.

Какие песни сочинял он,

Как напился пьян.

Гармошка бедная рыдала

«Мальчик-бананан».

Шум в зале не смолкал. Иннокентий Петрович поморщился. Начинала болеть голова.

В актовом зале главного корпуса института бурно проходил отборочный конкурс к фестивалю «Студенческая Осень». Собственно говоря, такой фестиваль планировался на май со стандартным названием «Студенческая Весна». Но выделенные деньги ушли на хозяйственные нужды, поэтому заключительный концерт решили приурочить к дню первокурсника — 1 октября. Кроме того, устроители более старшего возраста искренне верили, что летнее время не соберет большого числа претендентов на заветные места. Вот тут-то они и ошиблись. Наплыв желающих пробиться в звезды российской эстрады оказался огромен. Пришлось в начале августа проводить предварительный отбор.

В связи с летними отпусками всю организацию конкурса взял на себя студенческий комитет. Были приняты два основных решения: выступление кандидатов без предварительного прослушивания и ночное время концерта.

— Это переходит все рамки! — возмущался отозванный из отпуска в связи с производственной необходимостью Иннокентий Петрович.

— В наше время все солидные мероприятия проводятся исключительно ночью, настаивал Максим Шестернев — председатель жюри. — Возьмем к примеру номинацию Оскара или Грэмми.

Иннокентий Петрович собирался отметить, что данный конкурс на тянет даже на «Уральские Зори», но вовремя понял, что спорить с напористым двадцатидвухлетним Максимом бесполезно. Да и в связи с демократией у зам. ректора по культуре отобрали право решающего голоса. И сидел сейчас Иннокентий Петрович на почетном месте в жюри, отчаянно скучая. А за спиной его ревел и бушевал переполненный зал.

Иннокентий Петрович прекрасно понимал, что он уже не в силах разделить свисты и восторги этой толпы. Впрочем, как и толпа его печальные мысли. Он был приглашен чисто для показухи, для «галочки», для «демократии». Как некий бронтозавр на сборище зайцев. Разное время, разные нравы, даже разные языки.

Но, несмотря ни на что, свой язык Иннокентий Петрович не собирался держать за зубами.

На сцену тяжелой поступью вышла полноватая рыжая студентка и под мрачную музыку запела низким грудным голосом со зловещим придыханием:

Я стремлюсь душою к свету,Но лишь падаю во тьму.Как призвать тебя к ответу?Как отдать любовь свою?

Музыка резко ускорила темп и начался припев:

Не обещаюТебе ничего.Сегодня ночьюВсе же будешь ты мой.Сегодня, верю,Добьюсь я всего,А завтра сноваДля меня ты чужой.

Конкурсантка набрала в грудь массу воздуха, но не рассчитала возможностей, закашлялась и убежала, сотрясая сцену своей поступью. Мечтать о заключительном концерте ей было пока рановато; это понял даже Иннокентий Петрович. Максим вычеркнул ее толстым фломастером из своего списка, и зам. ректора по культуре так и не узнал фамилии неудачницы, чему нисколько не огорчился.

На сцену высыпала следующая группа. Музыканты остались в полумраке, а на освещенное пространство выбрался худой длинноволосый певец, который перед песней раза три откинул голову назад, отдаленно подражая манерами то ли Маликову, то ли Белоусову, и запел дискантом под ритмичную мелодию:

Сядем утром в свой «Мерседес»И отправимся через лес.Там, где берег морской невысок,Прошуршит под ногами песок.

Песня сразу же не понравилась Иннокентию Петровичу, так как собственным «Мерседесом» он не располагал. Впрочем, певец на эстраде тоже. Последний тем временем четвертый раз откинул голову назад, и зазвучал припев:

У моря,У синего, светлого моря,Где чайки,Где чайки с волнами спорят,Уносит,Уносит прибой нас с тобою.Подарим,Подарим мы радость прибою.

Иннокентий Петрович терпеливо дослушал песню до конца, отметив, что и про чаек, и про прибой уже пели тысячи раз, а после спросил: