Константин Кривчиков - Когда дует ветер

Все эти слухи, распускаемые при активном участие Ираса, привели 'лосей' в неимоверный ажиотаж. Молуха, включая окружающие окрестности в виде кустов и перелеска, была забита народом под завязку еще задолго до начала полудня. Каждый стремился занять местечко поудобнее, чтобы не пропустить самого интересного. Ладно бы пацаны — даже некоторые взрослые отцы семейств вскарабкались на близстоящие деревья, не боясь сверзиться на головы соплеменникам.

В этой толчее и суматохе почти никто не обратил внимания на подслеповатого старика-путника с длинной седой бородой, которого сопровождал мальчик-поводырь. Разве что, кто из 'лосей' подумал: вот, хорошо, и путник появился вовремя. Можно будет вечерком сказы послушать у костра. Главное, не перепиться муссы по случаю такого сатуя. А то сказ в одно ухо влетит, из другого вылетит.

Путник с мальчиком скромно встали в задних рядах, стараясь не пихаться и не привлекать к себе внимания взволнованных гартов.

Больше всех суетился Ирас. Он всегда испытывал волнение и душевный подъем накануне церемоний, связанных с жертвоприношениями, особенно человеческими. Вид крови возбуждал трусоватого колдуна, а еще больше он приходил в раж от ощущения власти над жертвой. А тут и сопутствующие обстоятельства добавляли адреналин в кровь. Кто бы мог предположить, что многоопытный ариг так подставится и попадет в ловушку?

Ирас с детства недолюбливал Храна, дружившего с младшими братьями. А потом, когда Хран возвысился до звания арига и стал правой рукой Руната, колдун и вовсе затаил на него злобу. Во-первых, он ревновал к тем чувствам уважения и доверия, которые вождь проявлял к другу детства. Во-вторых, втайне, почти всю жизнь, ненавидя Руната, Ирас имел собственные планы на место вождя. Но он хорошо понимал, что храбрый и честный ариг, обладавший, к тому же, чудовищной силой, может стать непреодолимой преградой на пути этих планов.

И тут — как все удачно получилось. Предатель бортник вовремя донес о том, что Олия что-то замышляет с помощью арига. Ирас готовил ловушку для ведьмы, а угодил в нее Хран. И чего они так все к этим лесовичкам неравнодушны? Колдун подобного легкомыслия не понимал: из-за каких-то там женщин терять голову?

Так или иначе, Хран влип, как муха в смолу. Жаль, что ведьма успела сбежать. И как только пронюхала о том, что Рунат разрешил ее убить? Ирас, будучи достаточно рациональным, по меркам своего времени и для своих занятий, человеком, не мог не отдать должное проницательности и изворотливости Олии. И даже в чем-то ей завидовал. Но, чего теперь о лесовичке думать? Сбежала и сбежала. Главное, что ему она теперь ничем помешать не сможет.

Ираса всего аж распирало от предвкушения предстоящих событий.

А вот вождь, в отличие от колдуна, находился в подавленном состоянии. Измена арига его потрясла. Хран оставался единственным человеком в племени, не считая Ариды, которому Рунат еще доверял. Пусть и не до конца, но до конца никогда никому нельзя верить. И вдруг такой удар. Особенно раздражало Руната то, что он не понимал мотивов поступка своего бывшего друга и соратника. Неужели все из-за какой-то лесной бабы? Пусть и симпатичной, конечно, если приглядеться, одни глазища чего стоят, аж мурашки по коже. Но все же… Рунат уже забыл, что и сам он когда-то из-за женщины совершил весьма опрометчивый и отчаянный поступок. Ведь то когда было? В молодости.

Или не только в лесовичке дело?

Пытаясь понять причины, толкнувшие арига на странные и даже безрассудные действия, Рунат вспоминал последние беседы с ним. Чего-то Хран говорил о том, что не хорошо детей в жертву приносить. Рунат тогда пропустил это мимо ушей. Дети, взрослые — какая разница? Если такого обычаи требуют. Да и людям нравится. По крайней мере, колдун так говорит. А колдун в людях толк понимает. 'Эх, Хран-Хран, подвел ты меня, — думал Рунат. — Один я остался'.

Вождь решил, что сегодня собственноручно перережет аригу горло. Пусть все видят, что у Руната рука не дрогнет первого помощника и друга в акуд отправить. Людей надо в страхе держать, по-иному они не понимают.

Одно радовало и одновременно смущало. Ума сегодня с утра встала такая бодрая, как будто вчерашнего приступа болезни, так напугавшего родителей, и не было. Свежего бульона попила, который Арида сварила, щечки порозовели и даже на сатуй собралась идти. Но вождь запретил — что-то подсказывало ему, что Уме в этот день лучше остаться в хижине, вместе с младшими сестрами.

А им тоже легче стало, красная сыпь почти сошла.

Неужели все же ведунья такая хорошая знахарка и вылечила дочерей? Выходит, зря он ее хотел сжечь и сына на жертвенный столб отправил? А если бы не это, то и ариг бы не взбрыкнул. Беспокойные мысли не давали покоя. Что-то не так складывается, но вот что именно?

А еще не шло из головы предостережение Ираса о гневе Оман Яра и его пророчестве о том, что сегодня кто-то бросит вызов вождю. Вот это по настоящему пугало и тревожило. Ведунью ведь так и не сожгли. Хотя Ирас и соврать мог про Яра. Никогда ему Рунат не верил, никогда.

Вождь, не торопясь, облачился в длиннополую малису из шкуры молодого осеннего лося, надел драпы, зашнуровав их веревочками из плетеных сухожилий. На шею нацепил специальное, для сатуя, ожерелье из крупных лосиных зубов. Взял под мышку лосинную голову со здоровенными рогами. Ей будет место рядом с камнем вождя, куда усядется Рунат во время проведения обряда. Арида прихватила свернутую в рулон большую лосиную шкуру — ею будет укрыт 'камень вождя'.

Рунат осмотрелся — ничего не забыл? А, ну да, копье. Он волновался. Пожалуй, как никогда сильно за последние годы.

Ума наблюдала за действиями родителей со смешанными ощущениями любопытства и тревоги. Девочка чувствовала себя не так уж и хорошо, но не показывала вида. Ее угнетали мысли о мальчике, которого сегодня собирались принести в жертву. Папа говорил, что эти лесовики, как звери. А дети у них, как звереныши. Но после общения с доброй тетей Олией из леса, в смышленую голову юной Умы закрались серьезные сомнения.

Данула и Храна привязали к соседним столбам, их разделяла дистанция около метра, позволявшая общаться. Они сидели на земле с заведенными назад, за столб, руками, связанными в запястьях веревками. Хран пришел в сознание лишь под утро и это спасло его от пытки огнем. Колдун к тому времени давно ушел спать, решив, что ведьма все равно уже убежала, и признание арига ничего не даст. Хран же, едва отойдя от удара палицей, стал разговаривать с Данулом, стараясь изо всех сил поддержать мальчика.

К удивлению и восхищению бывалого воина, понимавшего толк в храбрости, юный лесовик, росточком с крупного добера, худенький и щуплый, вел себя с мужеством, присущим настоящим мужчинам. Он не плакал, не жаловался, и лишь посетовал, что очень хочется побегать по травке. Данул даже, в свою очередь, попытался подбодрить Храна, сказав, что огромная шишка у арига на голове обязательно пройдет, как только мама смажет ее своим снадобьем.