Александр Авраменко - Красно Солнышко

…Блестя на солнышке свежепросмолёнными  бортами ромейские каторги закачались на воде, и Брячислав удовлетворённо посмотрел ни них. Узкие корабли. По морю на таких ходить  - жизнью рисковать каждый миг. Хорошо, один из бывших пленников подсказал: связать оба корабля длинными брусьями. Словно два корпуса сделать. Кроме того, на тех брусьях можно палубу настелить, да поставить там мачты большие, помещение для команды и пассажиров устроить. Видел тот человек такие корабли о двух корпусах в проклятом Богами Константинополе-Царьграде. А в сами каторги грузы сложить, да застелить досками наглухо. Палубу сделать. Пусть на скорую руку, зато вода внутрь попадать не будет. Потому и доски пилили, старались. И конопатили  по новой, и смолили на совесть. Те, кого Гостомысл из рабства освободил, вроде добрые люди. Слушаются, как и дружинники. И работники умелые. Так что повезло с ними. Хорошее приобретение для нового поселения. Дальше посмотрим, что будет. Свои же лодьи тоже успели проверить. Каждый шовчик, каждый паз едва ли не на коленях выползали. Мачты, основную и запасную, так же. Каждый парус на зуб попробовали. Так что ещё два дня, и в путь…

- Князь!

Дозорный спешит. Что ещё опять такое?

- Чужинцы плывут.

…Совсем забыл про них.

- Много их?

- Нет, княже. Может десятков семь, может – шесть.

- Смотрите в оба. Девок они обещали привезти.

- Д-девок?!

Воин даже заикаться стал от неожиданности. Потом по лицу улыбка до ушей поплыла. Заспешил обратно. Идёт, и спотыкается. Совсем мыслями далеко-далеко уже…

 Подошла чудь к берегу, а слова, князем сказанные, уже по всей дружине быстрее молнии пронеслись – люди на берег бегут, смотрят жадно, как одетые в парки старики да юнцы из лодок драгоценный груз вытаскивают. Девицы все, как одна, верёвками обмотаны, глазищи заплаканы. Носы красные, распухшие… Ясное дело, что не своей волей шли. И – главный переговорщик тут как тут. Улыбка больше ушей. Успел таки! Хотел было Брячислав ему подзатыльник в сердцах отвесить, да испугался – при его силе зашибёт насмерть. Зачем ему такое? Тут нужно совсем другое. Коли породнятся славяне с чудью, то станут те дополнительным препятствием перед всеми слишком любопытными. Станут этаким щитом перед злыми глазами. Придётся потерпеть пока старика… И тут осенило – девицы то думают, что их на смерть привезли! Мы для местных – зло лютое. Пусть и договорились пока о мире, но всё-равно зло! Как там Анкана говорила – чучунаа? Великаны-людоеды? Ну-ка, ну-ка… Наклонился к отроку, как обычно маячившему за спиной, шепнул пару слов на ухо. Тот кивнул, умчался. А оленеводы тем временем девиц строят. Шагнул Брячислав к шеренге, прошёлся вдоль, оценивая товар привезённый, как заправский купец. Старикашка позади семенит почтительно, что-то расхваливает на своём гортанном наречии. Идёт князь, на лица смотрит, и понять не может – а где подвох то?! Девицы все, как на подбор, красавицы! На жёнку Славову схожи ликом, разве что та словно светится от счастья, а эти на заклание готовы. Совсем оленеводы с ума сошли? Ведь каждый купец старается поначалу сбыть, что поплоше… И чувствуется, что опасается дед отказа от сделки. Ну, это он зря. Девицы то – красы невиданной, нежданной, если честно… Дружинники позади сопят, всматриваются в привезённых. Уже выбирают. Мечтают… Шесть десятков привезли. Значит, шесть стальных ножей. Ладно… Обернулся к старику, смерил суровым взглядом, тот даже отшатнулся от испуга. Хлопнул легонько по плечу:

- Беру всех. Добрыня, принеси шесть ножей засапожных из кузни.

Умчался меньший отрок. Тишина воцарилась. Девки стоят, молча слёзы глотают. С белым светом прощаются. Готовятся в котёл суповой идти. Продавцы – те слюни жуют. А ну как сорвётся что в последний момент? На нервах все. Славяне – думают, какая из девиц краше, какой нрав у них, послушны ли, что умеют?  Долго ли, коротко ли – бежит отрок. Несёт приказанное. Примчался, положил перед князем наказанное доставить количество клинков. Шагнул в сторону. У чудинца даже руки затряслись. Каждый нож из ножен вынимал, едва ли не на зуб пробовал. Порезался, заулыбался. Доволен!.. Поклонился князю, сгрёб несметное богатство в охапку, и в свой каяк бегом! Остальные, кроме девок, естественно, за ним. Как ошпаренные. А те вдруг в голос заголосили, на колени попадали, ревмя ревут в три ручья. И  вдруг их плач как обрезало – замерли, глазёнки расширились от изумления… Тут Брячислав понял – Слав со своей половиной пожаловали. Не зря их от сборов оторвал. Анкана словно плывёт в поневе новенькой, по груди подпоясанной, чтобы живот с дитём выпирал из–под ткани. Супруга своего за руку держит, прижимаясь любовно. На поясе, как замужней жёнке славянской положено, ножик хозяйский, и связка ключей. В ушах – серьги тонкой работы. Пусть из простого железа, но видно, что руки у мужа золотые. В кузнечном ремесле далеко пойдёт! И сама, словно солнышко, светится от счастья. И Слав рядом с ней, такой же. Оно и верно, коли любят люди друг друга, та и радость от этого всем. Подошла пара поближе, жёнка глянула сурово на девиц, а те в кучку начали сбиваться. Ну, тут она рот и открыла… Поначалу видно бранила. Потом смеяться стала, а дальше на нормальную речь перешла: то на мужа рукой покажет, то на свой живот. То на одёжу из материала, чудью не виданого, ножик свой показала, ключи на поясе. Брячислав так понял, что рассказывает о своей новой жизни… Впрочем, Анкана речь быстро окончила, ножкой в сапожке шитом топнула, погнала девок в городок. Те не прекословили, сразу побежали. Той самой походкой. А Слав подошёл к князю, чуть поклонился:

- Дозволь, княже?

- Говори.

- Мне жена сказала, что старший шаман  нас обманул. Самых уродливых прислал. А я ни одной страшной не видел. Все красавицы.

Князь от удивления чуть рот не открыл, потом сообразил:

- Так и она себя дурнушкой считает?

- Ну, да. В роду чуть ли не самой страшилкой была. Потому и в девицах засиделась.

Рассмеялся Брячислав облегчённо, пояснил:

- А ты как думаешь, красива твоя ладушка?

Слав руку на сердце положил, ответил честно:

- Краше её для меня на свете нет…

- И мне она нравится. Ты не подумай чего. Красавица у тебя жена, добрая, ласковая, верная, работящая. И эти все красивые. Просто по-разному мы смотрим. Неужели не понял?

Юноша было хотел что-то сказать, потом дошло, хлопнул себя по лбу с размаху:

- А ведь верно! Для нас эти девки - раскрасавицы. А у них они – уродливы.  И наоборот!

- Верно говоришь!

Вновь улыбнулся, положил руку на плечо парню:

- Идём в городок. Надо чудинок перед дальней дорогой в баню загнать, да переодеть. Пусть Анкана этим займётся. Спать их положим во втором доме, благо тот наполовину пуст. Нечего пока блуд разводить. Завтра в путь, вот по дороге пусть народ и присматривается друг  к другу. Глядишь, как до места доберёмся, так и свадебки начнём играть…