Осажденные камнем - Терри Гудкайнд
Каменные стены камеры давили на Тору. Она сжала кулак, почувствовав, как одеревенелые суставы пальцев согнулись по ее команде, но проклятое заклинание окаменения, наложенное на нее Эльзой и Деймоном, все еще действовало.
Она находилась в неосвещенной темнице в недрах утеса, оставленная наедине с темнотой и мрачными мыслями. Дверь из прочного дерева толщиной в полфута висела на трех железных петлях, закрепленных на деревянном косяке длинными заржавевшими штырями. Тяжелый засов и внушительная деревянная перекладина надежно запирали дверь. Властительница Тора знала эти подземелья, поскольку столетиями отправляла сюда выражающих недовольство дворян и неспокойных горожан. Заточение было наказанием, иногда служившим для их собственного блага, но всегда для блага Ильдакара. Теперь же она сама оказалась запертой здесь.
Тора была самой могущественной колдуньей этого города за все время его существования. Ее правление длилось более пятнадцати столетий. Своим даром она была способна разнести дверь в клочья или сокрушить каменные стены, но волшебники еще давным-давно зачаровали эти камеры. На деревянной двери и камнях вокруг были высечены защитные руны, которые сводили на нет любые магические атаки — подобно символам, выжженным на шкурах животных арены или на коже Морасит. Она вскользь подумала о верной Адессе, зная, что лидер Морасит найдет и убьет презренного Максима, как ей и приказано. Торе хотелось присутствовать на казни супруга: ненависть к нему была куда сильнее злости на потерю своего положения и плен. Тора была настроена вернуть законный трон Ильдакара к тому времени, как Адесса принесет голову Максима.
В одиноком мраке камеры она, стиснув кулак, пробиралась сквозь тьму к стене, где через маленькое зарешеченное окошко в двери виднелось смутное серое пятно. Даже туннели не были освещены, поскольку никто не собирался расходовать дрова или магию переноса на розжиг факелов. Темнота и мрак были частью наказания, но Тора отказывалась принимать его. Теперь тьма стала ее другом и местом, где можно обдумать свое положение и составить планы.
Она прижала ладонь к холодному гладкому камню, ощутив склизкие водоросли, росшие в тенях, но восприятие ее было приглушено, нервы в потяжелевшей плоти притупились. Когда-то чувствительные пальцы неуклюже скользили по поверхности, поэтому она сжала ладони в кулаки и принялась колотить по каменному блоку, подражая полукаменным солдатам генерала Утроса, которые непрерывно бились во внешние стены города.
Раздался глухой стук, но она почувствовала лишь отдаленное эхо боли. Заинтересовавшись, она ударила другой рукой, на этот раз сильнее. Твердые блоки тюрьмы держались крепко. В последний раз ударив костяшками, Тора сделала шаг назад. Будь она обычным человеком, разбила бы руки в кровь, но сейчас чувствовала лишь слабую пульсирующую боль. Руки, как и стена, остались неповрежденными.
Ей нужно выбраться отсюда. Ильдакар без нее падет. Беспорядки начались из-за Максима, но она винила вероломных членов совета, которые свергли ее, осудили и наложили заклинание окаменения. Особенно она негодовала от вмешательства Никки, ставшего катализатором столь многих потрясений. Никки вместе с обессилевшим волшебником явились в Ильдакар в поисках помощи, утверждая, что они лишь путешественники с посланием от Д'Харианской империи, но Тора подозревала их с самого начала. Никки в действительности хотела стать следующей властительницей и прибрать к рукам Ильдакар. Теперь Тора оказалась заперта в подземелье, а иноземная колдунья завладела городом, но ей и остальным теперь угрожала неуязвимая армия из прошлого. Тора знала, что часть Ильдакара осталась лояльной к ней. В кромешной темноте она представляла великолепные здания, террасы садов, фруктовые сады и оливковые рощи, созданные ею самой. Такой чудесный, безупречный город.
Ее лицо вспыхнуло от гнева. Во имя Владетеля, как же ей хотелось, чтобы Никки и остальные предатели потерпели крах и умерли в мучениях! Тора вновь безрезультатно ударила по стене.
Она пошла вдоль стены, пока не наткнулась на низкую каменную скамью, у которой был обломан передний угол. Неровный край скола за столетия был сглажен нервными, потными, даже окровавленными пальцами многих отчаявшихся заключенных.
У властительницы была узкая талия, хрупкие черты и тонкие изящные руки. Она никогда не считала себя слабой, но в сражении с врагом не полагалась на физическую силу. Собственное тело казалось тяжелым и неповоротливым из-за остаточного действия заклинания, но Тора чувствовала дар в сердце. Она вытянула руку и призвала магию, создав небольшое пламя, которое вспыхнуло трепещущей свечой на ее ладони. Ободряющий огонек был ярким проблеском надежды и отбрасывал желтые блики на стены. Теперь, когда она могла лучше разглядеть тесную темницу, она заметила магические руны вокруг двери. Зная, что это бесполезно, Тора призвала мощный заряд огня и швырнула его в стену; пламя просто расплескалось и выжгло в слизи дурно пахнущее пятно. Ее огонь кружил по камере, отражаясь от стен. Тора вздрогнула, когда пламя захлестнуло ее, но твердая кожа защитила, а потом огонь исчез, превратившись в тусклый отсвет.
Изумившись, Тора потерла руки в местах, где ее коснулось пламя. Она ощутила покалывание и увидела отметину ожога на серо-белой коже, но след легко стерся. Ни ей самой, ни тюремной камере не было нанесено вреда. Все бесполезно. Она не может выбраться, как бы сильно жители Ильдакара ни нуждались в том, чтобы она их спасла.
Весь следующий час она посвятила ненависти к Максиму — за то, что он сделал, за намерение обратить рабов против взрастившего их города, просившего взамен лишь преданности. Как могли эти слабые людишки жаловаться на несправедливость, на тяжелую работу и не видеть, что она сама страдает за Ильдакар больше, чем кто-либо! Никто не осознавал мучительной цены процветания так, как Тора. Возможно, у рабов болели мускулы, а некоторые даже погибли, но неужели строительство цивилизации, пережившей тысячелетия, того не стоило? Она презирала тех, кто отказывался принести жертву ради блага Ильдакара. Сама Тора, безусловно, отдавала всю себя.
Максим вырвал с корнем основы ее прекрасного общества. Когда-то давно она любила его, но теперь
