Осажденные камнем - Терри Гудкайнд
— Мой дар восстановлен, но эта находка не принесет мне никакой пользы, поскольку она требует как магии Приращения, так и магии Ущерба. А ты сможешь это использовать, колдунья.
Оказавшись в открытом ими помещении, Никки шагнула вперед и зажгла огонек, разглядывая низкую стену колодца. Деймон, Квентин и бледная колдунья Лани тоже были с ними — их заинтересовала находка, вызвавшая у Натана такой энтузиазм.
— Что это? — спросил Деймон, косясь на Эльзу. Казалось, он был настроен скептически. — Просто дыра, зачем такой переполох?
— Это больше, чем дыра, — сказала Никки, сделав еще пару шагов и уже обдумывая открывшиеся возможности. — Это колодец сильфиды — часть транспортной сети.
Лани нахмурилась:
— Что такое сильфида? Никогда не слышала.
— Сильфида — это женщина… Точнее, была женщиной, которую превратили в существо с великой силой. Всякий, кто наделен магией Приращения и Ущерба, может путешествовать в сильфиде на огромные расстояния, почти не затратив времени. Я уже использовала ее раньше.
— Думаешь, эта сильфида еще жива? — спросил Натан. — Ты можешь путешествовать в ней?
Никки положила руки на край колодца и вгляделась в сырую пропасть, пахнущую металлом. У колодца словно не было дна; воды тоже не было — только бесконечная пустота. Она не чувствовала никакого движения, не слышала шума.
— Я уже имела дело с двумя разными сильфидами. Эта может оказаться одной из них или третьей. Ильдакар далеко от всех известных мне мест. Колодец может быть частью обособленной сети, охватывающей весь Древний мир.
В ее голове кружились мысли. Может, стоит отправиться в Народный Дворец и рассказать Ричарду и всей Д'Харианской империи о древней армии? Ильдакар был изолирован осадой, и все, кто мог ему помочь, находились слишком далеко.
— Возможно, когда поймем планы Утроса на Ильдакар, мне стоит отправиться в путешествие и предупредить другие города.
Глава 17
Максим, хотя и презирал город Ильдакар, начал переосмысливать взгляды, оказавшись вдали от цивилизации. После пяти дней в коварных болотах он был похож на мокрого оборванца, грязного и голодного. Его постоянно атаковали тучи кровососущих насекомых.
Продираясь сквозь колючий кустарник и бритвенно-острую осоку, Максим применял дар, чтобы выпутаться из приставучей паутины. Добравшись до пригорка, состоявшего из замшелой земли, трухлявых веток и слежавшегося тростника, он был вынужден смириться с тем, что лучшего места для ночлега уже не найдет.
Черные шаровары были мятыми и грязными, но прочный ильдакарский шелк не порвался. Сапоги из кожи яксена не пропускали влагу, но иногда он погружался по колено в жижу и зачерпывал воду.
Он обошел удручающе маленький островок по кругу, прислушиваясь к бульканью и всплескам существ в стоячей воде. Максим натаскал скользких веток, покрытых мхом — целую кучу мокрой древесины для костра. Требовалось мастерское владение даром, чтобы в течение ночи быть в сухости и тепле, но он был одним из самых могущественных волшебников Ильдакара. Разумеется, он умел разводить костер. Максим без всякого изящества накидал трухлявый хворост в беспорядочную груду, затем взмахом руки выпустил дар на ветки и бревна, с шипением выпарив влагу. Он направил в центр кучи крошечную искру, осторожно, чтобы дерево не вспыхнуло все разом. Вскоре сгустилась тьма, но у него был потрескивающий костер.
Решив использовать одно бревно в качестве импровизированного сиденья, он счистил грубую кору, прежде чем усесться. Предстояла еще одна неуютная ночь. Максим с тоской вспомнил о просторных кроватях в своем большом ильдакарском особняке. Он мог бы спать на шелковых простынях, чувствуя задувающий в окна прохладный бриз — разумеется, после того как утолит свою страсть с одним из многочисленных участников вечера удовольствий.
Или он мог бы лежать рядом с холодной и язвительной Торой, равнодушие которой пропитало ее плоть и душу. Максим тотчас вздрогнул и склонился к пламени. Нет, даже здесь лучше, чем с ней.
Почти две тысячи лет назад его любовь к Торе была искренней. Мысли о ней главенствовали над его эмоциями и действиями. Максим с Торой были неразлучны, любили друг друга со страстью, которую даже менестрели не в силах выразить словами. Вместе властительница и главнокомандующий волшебник сотворили великую магию, чтобы править городом, хранителями которого они себя считали. Тора мечтала создать идеальное общество, в котором каждый раб, каждый рабочий, каждый торговец служил бы на благо Ильдакара.
Это была мечта Торы, и Максим, разум которого был одурманен любовью, позволял жене действовать по ее желанию. Теперь, посреди ночного гудящего болота, эта мысль вызывала тошноту. Максим не мог поверить, что был таким доверчивым. Он же могущественный волшебник, так почему его сердце оказалось слабым? Он мог бы проявить характер и вылепить Ильдакар согласно своим желаниям, а не ее. Тогда он был дураком, думая, будто хочет того же, что и Тора. Возможно, так оно и было, но его желания и потребности изменились, а интерес угас. Ильдакар стал его величайшим триумфом, но за столетия застоя город ему наскучил.
Когда Утрос осадил город, Максим и Тора объединились с волшебниками Ильдакара. То были дни триумфа, наполненные смыслом! Но даже страсть, которая горит столь ярко, рано или поздно иссякает. Величайшая любовь не может длиться вечно — такова человеческая природа. У Торы было идеальное тело, а красоту лица не в состоянии были запечатлеть скульпторы, но когда-то сладкие поцелуи стали безвкусными, нежные изгибы тела и теплая плоть ощущались как старый поношенный наряд. Его обожание превратилось в презрение.
Ильдакар, построенный согласно мечтаниям Торы, стал горьким и затхлым. Большинство горожан даже не замечали изменений. Ильдакар походил на красивую фарфоровую вазу, испещренную бесчисленными тончайшими трещинами. Максиму хотелось ее разбить.
Он стал Зерцалоликим, забавляясь смутой среди рабов и низших классов, питая их сомнения и гнев. Это восхитительное занятие некоторое время забавляло. Угнетенные люди так жаждали избавителя, героя, и Максим дал им его, представ в виде таинственной фигуры в сером балахоне, скрывающей лицо за зеркальной маской.
Сначала это была игра, и Максим наслаждался, дурача изнывающий народ. Но по мере усложнения планов, он понял, что нашел способ подорвать положение знати, членов совета, заносчивых волшебников — и особенно Торы. Весь город был
