Юлия Латaынина - Сто полей

– Как же ты не побоялся? – спросил король Алом с восхищением.

Чужеземец улыбнулся нагло:

– Я решил, что если это божий вестник, с ним все равно ничего не случится, а если кречета науськал человек – боги не попустят, чтобы он улетел живым.

Король улыбнулся.

– Это ваш корабль, – сказал он, – пришел из Западной Земли? Я приму вас завтра в полдень.

Король снял с правой руки золотое запястье, чужеземец поклонился и принял подарок.

Арфарра стоял рядом с королем, в золотом паллии и накидке из перьев, и лицо его было совершенно бесстрастно. Он только чуть повернул голову к Хаммару Кобчику и сложил руку на руку: «Не надо».

И тут Марбод вышел вперед и сказал:

– Дрянь из-за моря! Кто ты такой, чтобы вмешиваться в распри богов?

Даттам тихо охнул, – теперь о примирении не могло быть и речи. А чужеземец поднял убитого кречета за лапку и сказал:

– Ваше величество! Разрешите, я скормлю этого волосатого бога своей кошке?

Двое товарищей схватили побелевшего Марбода, а тот стал пускать пузыри и рыть сапогом пол.

– А чужеземец, – сказала рядом прекрасная Айлиль, – тоже достойно одет и отважен. Если бы он промахнулся на глазах короля, – что б ему оставалось, как не покончить с собой от стыда?

Сердце у Неревена застучало, как тогда, когда он глядел на башмаки. «Святотатец он, вот кто! Чужие боги ему не страшны, зато он понял, что учитель – первый человек в королевстве, и решил оказать ему услугу».

– Давеча, – сказал Неревен вслух, – городской совет обидел его товары. А потом его надоумили искать защиты у короля. Вот алчность и сделала торговца храбрым!

– Ах, нет, – возразила королевская дочь. – Никакие эти люди не торговцы. И держится он свободно, и стреляет дивно.

Эконом Шавия оправил паллий и сказал:

– И сами они торговцы, и страна у них – страна торговцев. Выборный от ювелирного цеха назначил ему цену за камни ниже, чем вода в пересохшем колодце, и пригрозил арестовать судно, если он будет торговать камнями помимо цеха. Если б вы видели, прекрасная госпожа, как он обиделся! Выборный ему говорит: «Ламасса – свободный торговый город, вы здесь не в империи, где всякий чиновник цехом помыкает, у нас цех сам следит за справедливой ценой». А тот в ответ: «А у нас, говорит, в городе есть такое место, где сходятся покупатели и продавцы, так что на одного продавца – сто покупателей, и на одного покупателя – сто продавцов. И тогда товар назначает себе цену сам, без чиновников и выборных. Вот такая цена, говорит, – справедливая». И если бы вы видели, госпожа, как гордо он говорил и как всем кругом было неловко.

Глаза королевской дочери потухли, и она уже не так внимательно глядела на чужеземца.

– Однако, – сказала она, – я тоже хочу видеть его завтра у себя.

– Да, забавно он говорил, – механически сказал Даттам. – И притом заметьте, госпожа, если утром в таком месте купить по низкой цене, а вечером продать по высокой… Или заплатить за товар, которого еще нет, а который будет через три месяца, когда цена на него возрастет. Деньги в таком месте можно делать прямо из воздуха. Кто ж такое допустит…

По правде говоря, Даттаму было сейчас не до торговли, но он изо всех сил старался показать, что происшедшее его не расстроило.

– Вот-вот… – поддакнул эконом Шавия. – И причем же тут справедливая цена? Разве количество труда, вложенного в вещь, через три месяца изменится?

Меж тем не все в зале были так спокойны, как женщины за занавеской и люди из империи. Горожане плакали над убитой мангустой, потому что она была удачей Арфарры, а знатные в пестром усмехались.

Арфарра подобрал мангусту на руки и подошел с ней к алтарю. Монахи запели на языке богов, из курильниц пошел дым, дым стал тучами, а тучи – Облачной Залой. Тут многие увидели щекотунчиков и страшных тварей там, где их не было, и золотые сады.

Неревен увидел, как Арфарра идет переходами облачного дворца, и дворец был, действительно, устроен совершенно так, как нарисовал его Неревен. Стражники в парчовых куртках стали бить и колоть всякую нечисть, а, пока Небесному Государю передавали доклад об убитой мангусте, старец Бужва, бог в парчовой куртке, мстительно улыбаясь, поманил учителя пальцем и ткнул вниз, в Неревена. Лицо у Бужвы было в точности как у того монаха, что приехал с Даттамом, проговорил с учителем, а после этого учитель стал рассеян с Неревеном.

Тут Неревен так ужаснулся, что колонны небесного зала присели и рассыпались, а Арфарра выступил из дыма вновь. Вместо золотых узоров по платью ходили языки пламени, перья накидки превратились в голубые мечи, заплясали в воздухе, а с плеча Арфарры спрыгнула и побежала живая мангуста.

Перья вновь стали перьями, люди ловили их по всей зале, и даже знатные кричали так, как девки в весеннюю Дикую ночь, а король упал к ногам Арфарры.

Айлиль рядом лежала без сознания, Даттам тер слезящиеся глаза и ругался сквозь зубы, а чужеземец рядом с королем таращил глаза, и судя по виду, тоже ругался.

Даттам ругался потому, что увиденное в дыму бывает ложью, и даже на этом основании заключал, что богов нет. Очень глупо: люди лгут еще чаще, чем предсказания, но никто ж отсюда не выводит, что людей нет?

Арфарра поднял руки вверх и закричал, что триста лет как длятся здесь преступления, и он, Арфарра, человек с мангустой, приказывает покойникам убираться вон из залы, вон из дворца, вон из города.

Раскрыли двери, все стали гнать духов вениками, рукавами и полами и выбегать во двор. Церемония кончалась.

Неревен увидел: у курильницы с ушком стояли чужеземцы. Ванвейлен скребся пальцем о курильницу, а младший то ли ругал Ванвейлена за то, что тот подстрелил кречета, то ли доказывал ему, что тот не так видел облачный дворец.

Неревен заторопился к ним: это очень важно – узнать, как человек видел облачный дворец. Это очень много говорит о человеке. А потом будет поздно, потому что окажется, что все видели одно и то же.

Чья-то рука коснулась плеча Неревена, и тихий-тихий голос произнес:

– Передайте Арфарре, что эконом Шавия – шпион государыни.

– Учителю известно, – шепнул Неревен в спину одного из прибывших с Даттамом монахов.

А когда Неревен повернулся, чужеземцы уже вышли из залы. Неревен бросился за ними вслед.

Бредшо скакнул куда-то в сторону, а Клайд Ванвейлен тоже выбежал во двор. Там стояли люди с котлами и жаровнями, готовили четыре вида злаков и пятый – бобы, на кожаных блюдах лежало все, что бегает, прыгает, летает и плавает, и знатные садились уже вперемешку со слугами и даже с горожанами на циновки и к кострам.