Франческа Хейг - Огненная проповедь
— Не спорю, но он не последний мерзавец на нашем пути, а нам нужно держаться подальше от неприятностей. — Я промолчала. — В следующий раз хотя бы дождись, пока он раскошелится, прежде чем бежать.
Мне пришлось развернуться, чтобы шлепнуть его по плечу свободной рукой.
По переулку мы поднялись в гору. Сквозь оконные ставни просачивался свет очагов и ламп. Выйдя на широкую улицу, мы снова попали в окружение людей, но после столкновения на площади в толпе мне было неуютно. До меня дошло, что толстяк оказался первым человеком, заговорившим с нами после побега, если не считать крики тех альф, что нас преследовали, когда мы украли лошадей. Я не задумывалась, как мы вольемся в этот мир. Здесь, в людской толчее, мы все еще были беглецами и все еще хотели есть.
Ароматы пищи, доносящиеся из жилищ в округе, только обостряли мучительный голод. По крайней мере мы не видели солдат Синедриона, хотя на стенах домов там и сям мелькали плакаты. «Воины Синедриона — защита ваших общин», «Уклонение от уплаты подати карается лишением свободы», «Сообщайте о незаконных школах омег. Вознаграждение гарантируется». Два последних вызвали у нас с Кипом смех: Синедрион обращался к неграмотным, как предполагалось, жителям города в письменном виде. Также мы заметили, что некоторые плакаты были грубо смяты, другие — изодраны настолько, что от них остались лишь свисающие с гвоздей клочки.
Посреди уходящей в гору улицы выделялось большое здание. Над входом покачивался фонарь, а под ним на перевернутом ведре сидела женщина и курила трубку. Я бросила взгляд на Кипа, тот кивнул и проследовал за мной.
— Извините, — обратилась я к женщине. Та лишь выпустила облачко дыма вместо ответа. — Вы содержите постоялый двор? У вас не найдется для нас работы в обмен на еду и кров? Хотя бы на одну ночь?
Ещё одна порция дыма, словно бы в знак согласия. Я постаралась удержаться от кашля. Затем она встала, убрала трубку и отступила на неуклюже скрюченных ногах, освобождая нам проход.
— Это не постоялый двор, но я тут хозяйка и, думаю, вы мне пригодитесь.
Поблагодарив, мы прошли вглубь помещения. Женщина двигалась довольно проворно, несмотря на увечные ноги. Зал с низким потолком освещался свечами, но хозяйка быстро пнула дверь и провела нас в соседнюю комнату.
— Идите туда и раздевайтесь. Оба.
На этот раз первым выступил Кип:
— Извините, мы рассчитывали на иную работу. Очень жаль, если мы друг друга не поняли.
Женщина рассмеялась, когда он попытался проскользнуть обратно, держа меня за руку.
— Не глупи, здесь не бордель. Но если ты решил, что я пущу вас на свою кухню в таком виде, мы действительно друг друга не поняли. А теперь идите туда, моя кухарка принесет вам воды.
Дверь захлопнулась.
— Не заперла. Может, уйдем? — нерешительно спросил Кип.
Я покачала головой:
— Думаю, она хорошая. У меня нет дурного предчувствия.
— Но ты не знаешь, что здесь такое?
Я опять покачала головой:
— Мне все равно, если тут нас накормят.
Мы услышали за дверью окрик, и через минуту вошла девушка в красном платке и вылила воду из ведра в деревянную кадку, что стояла у очага. Она сделала еще три ходки и бросила Кипу кусок мыла.
— Хозяйка сказала, вам это понадобится, и, судя по вашему виду, не ошиблась.
Нам слишком не терпелось вымыться, чтобы ждать, когда вода как следует прогреется. Кип передал мне мыло и демонстративно отвернулся, пока я раздевалась и устраивалась в достаточно глубокой кадке. Прижав колени к груди и откинувшись на спину, я погрузилась в еле теплую воду по подбородок и замерла на несколько мгновений, но выпирающие кости больно уперлись в стенки, поэтому я поспешила намылиться. В прохладной воде мыло не желало пениться, но я терла себя, смывая слои грязи, пока кожа не приобрела непривычный розовый оттенок, а волосы промывала, пока они не заскрипели под ладонями.
Дверь снова скрипнула, и я ударилась головой, поспешно нырнув, но на этот раз девушка, не переступив порога, кинула нам из коридора два полотенца и охапку одежды и опять захлопнула дверь.
— Не подашь полотенце? — Я усмехнулась, наблюдая, как Кип галантно пятясь, приблизился к полотенцу, а потом передал его мне. — Ой, да ради бога. Уж от кого-кого, а от тебя мне нет резона скрывать свое тело, — сказала я, вылезая из кадки и вытираясь. — Ты же знаешь, что у меня две руки, да и вряд ли увидишь что-то новое.
— Извини, — пробормотал он, все еще отводя глаза, пока я копалась в ворохе чистой одежды. Надев рубашку и брюки, я обратилась к Кипу за помощью, чтобы привязать левую руку моей старой рубашкой и надеть сверху толстый свитер.
Кип взял другое полотенце, отступил и посмотрел на кадку.
— Извини, вода стала грязной, но по крайней мере успела нагреться.
Несмотря на свои поддразнивания, я последовала его примеру — тоже отвернулась, пока он раздевался и мылся. Звуки все равно казались удивительно интимными. Я слышала каждый плеск, каждый удар локтя или лопатки о деревянные края, а затем шорох полотенца по коже и шелест одежды.
Пока мы обувались, женщина с трубкой без стука вошла в комнату и снова окинула нас взглядом:
— Уже лучше. Теперь марш на кухню. Грязную одежду оставьте здесь, ее постирают. Лучше поскорее избавиться от конской шерсти, прежде чем начнут задавать неудобные вопросы.
Мы с Кипом переглянулись и отправились следом за ней по длинному коридору в кухню, где явно похлопотали повара. Над очагом висели два бурлящих котла, а на металлической решетке там, где огонь не пылал, а просто тлел, стояли несколько горшков поменьше. Девушка в красном платке рубила морковь, и ее нож стремительно стучал о разделочную доску.
Женщина разглядывала нас с неприкрытым интересом:
— Похоже, из вас двоих получится один хороший работник. И даже на это вы наверняка не годитесь, пока как следует не поедите. Если, конечно, еще не забыли, как это делается. — Казалось, она смотрела на нашу худобу как на личное оскорбление. Разглагольствуя, она схватила тряпку, приподняла крышку на большом котле, разлила варево по двум мискам, добавила ложки и передала нам. — Когда управитесь, помойте картофель. Хотя он не такой грязный, какими были вы, когда сюда нагрянули.
С этими словами она удалилась. Устроившись на низкой лавке у стены, мы ели так быстро, насколько позволяла горячая пища. Не обращая внимания на спазмы в отвыкшем от еды желудке, я глотала крупно нарезанные овощи, а под конец начисто выскребла тарелку. Кип не отставал, сидя рядом и зажав миску между колен.
Девушка забрала у нас посуду. Ниже платка посреди смуглого лба у нее красовался единственный глаз. Она выглядела полнее, чем старшая женщина. Мы познакомились: она представилась Ниной, я сказалась Алисой, а Кип назвался Кипом. Странно, но вопреки опасениям я не чувствовала себя обманщицей. В первые месяцы в поселении омег соседи окрестили меня племянницей Алисы, и даже спустя годы мой дом все еще по привычке называли домом Алисы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});