Франческа Хейг - Огненная проповедь

Я не ответила, искоса наблюдая в тусклом пламени свечи, как он смотрит в потолок. Эльза все верно сказала про кровать: мне пришлось лечь по диагонали, но даже так ноги упирались в спинку. Ступни Кипа вообще торчали между прутьями. Но мягкий матрас и чистые простыни воспринимались как почти забытая роскошь. Лизнув пальцы, я загасила свечу.

Близость Кипа, которой я не замечала все долгие дни в бегах, остро почувствовалась в домашней обстановке. Последние две недели мы спали, тесно прижимаясь друг к другу — в зарослях, тесных пещерах, под упавшими деревьями. Здесь, в опрятной незнакомой комнате, мы лежали порознь, каждый в отдельной кровати.

Я не выдержала первая:

— Можно я к тебе перелягу?

— По-твоему, мне тут недостаточно тесно? — вздохнул Кип, но отбросил одеяло. — Давай!

Я улеглась рядышком. Он лежал на спине, а я устроилась на боку на месте, где могла бы быть его левая рука. Мы переплели пальцы, устроив ладони у него на животе. Ноздри щекотал аромат мыла, за окном сонно курлыкал голубь, а мой лоб согревало теплое ритмичное дыхание засыпающего Кипа.

               * * * * *

Утром нас разбудили голуби на крыше. Мы быстро привязали мне руку и отправились через двор на кухню. Нина рассеянно нам кивнула и определила меня к котлу — помешивать овсянку, а Кипу указала на груду грязных медных кастрюль.

Прибытие детей ознаменовалось шумом во дворе. Послышался голос Эльзы, призывающий к тишине и порядку, а затем громкий и беспорядочный топот у двери. Мы с Ниной понесли большой котел с кашей по коридору в столовую, где около тридцати детей теснились на скамьях вокруг двух длинных столов, заставленных оловянными мисками и ложками. У многих ребят ноги едва касались пола, выглядели дети чистыми и откормленными. Некоторые еще клевали носом. Одна девочка в ожидании порции сонно посасывала ложку.

Эльза взяла в помощники Кипа, чтобы накормить самых маленьких прямо в спальне, а мы с Ниной принялись раскладывать кашу по тарелкам. Заметив меня, дети не удивились: видимо, они привыкли, что их частенько обслуживают случайные люди. Малыши выстроились передо мной, по очереди подставляя миски. Нина шла вдоль очереди с гребнем, расчесывая детям волосы. Я заметила, что каждому ребенку доставался поцелуй в лоб или похлопывание по плечу. Дети вели себя очень воспитанно: все благодарили меня, пусть немного сонно. Двое немых ребят, получив еду, вежливо кивнули. Девочка без ног сидела в небольшой тележке, которую толкал мальчик постарше. Еще одна девочка протянула мне две миски: для себя и для сидевшего рядом с ней безрукого мальчика. Высокая девочка без глаз уверенно перемещалась по комнате вдоль стены. Я задалась вопросом, кого именно никто не захотел взять.

Котел с кашей стал легче, и я сама смогла отнести его обратно на кухню. С разрешения Нины я позавтракала у очага. Из-за вновь ставшего регулярным питания и непривычной сытости меня разморило. Когда вернулся Кип, я дремала, прислонившись к каменной кладке. Я почувствовала, что он опустился рядом и услышала, как скребет ложкой в миске с кашей, но окончательно стряхнула с себя сонное оцепенение, лишь когда вошла Нина, грохоча грязной посудой.

Мы провозились на кухне все утро, но там по крайней мере было тепло. Нина непринужденно с нами болтала, однако не задавала вопросов. В приюте постоянно появлялись новые дети, и она наверняка наслушалась различных историй. Нас же очень интересовало, что нового произошло в мире. По большей части Нина рассказывала о ребятишках и семьях, которые привозили их в приют. Как подбросили на крыльцо грудного младенца, как годовалого малыша ночью подкинули на порог, и к утру он едва не задохнулся от тяжести висевшего на шее мешочка с золотыми монетами. С каждым годом такие истории повторялись чаще и чаще.

— Когда-то Эльза содержала одновременно десять, максимум пятнадцать ребятишек. Но последние три года, что я здесь работаю, их редко бывает меньше тридцати. У нас не единственный приют для омег в Нью-Хобарте, на западной окраине есть еще один, поменьше.

Из рассказов Нины мы кое-что узнали и об общей ситуации. По ее словам, все меньше омег могли взять детей на воспитание из-за постоянного увеличения размеров подати, а также принудительного переселения и ограничения свободы торговли и передвижения. Указы Синедриона все сильнее и сильнее портили омегам жизнь. Некоторые имена я знала еще до заключения. Например, Судья правил Синедрионом еще в моем детстве. Я раньше слышала и о Воительнице, и Нина подтвердила, что она все еще активно продвигает законы против омег: запрет на поселение у рек или моря, изгнание с более-менее плодородных земель.

— Раньше нам казалось, что хуже Воительницы и быть никого не может, — продолжила она. — Но за последние несколько лет в Синедрионе появились другие молодые советники. Молодежь всегда хуже всех остальных. — Она сердито терла горшок. — Самые страшные: Инспектор и Реформатор.

Казалось, она не обратила внимания, что я уронила полотенце, услышав псевдоним Зака. Почему он не отказался от псевдонима, когда спрятал меня в камере сохранения? Хотя я ни разу не слышала, чтобы советники Синедриона обнародовали свои имена. Таким образом они не просто скрывали свои реальные личности, но и создавали вокруг себя ореол легендарности, внушающий людям страх.

— Эти двое и Воительница принесли больше вреда, чем Судья за все время своего правления, — продолжила Нина, протянув мне следующую чистую миску. — И дело даже не в учащении публичных порок. Они много всего наворотили: обязательная регистрация омег с именем, местом рождения, именем близнеца, обязательное уведомление Синедриона о местонахождении. Каждый раз, когда мы находим дом для ребенка, нам следует уведомить местного советника. В некоторых областях для омег введен комендантский час. Некоторые поселения окружены: солдаты никого не впускают и не выпускают. — Она бросила быстрый взгляд на дверь и понизила голос: — Ходят и другие слухи. Люди пропадают без вести — их просто забирают ночью.

Я не решилась что-либо ответить, лишь кивнула, но Кип поинтересовался:

— Что с ними происходит?

Нина покачала головой:

— Никто не знает. Да и вообще это лишь слухи. Не советую их повторять — только детей напугаете.

Однако сейчас, быстро меняя тему, испуганной выглядела именно она.

Мы пообедали вместе с детьми, а потом Эльза позвала нас в спальню, где заканчивала кормить малышей из бутылочек. Она прижимала плачущего ребенка к плечу и гладила по спинке, глядя на нас поверх его головы.

— Вероятно, вам хотелось бы немного отдохнуть после обеда у себя в комнате.