Андрей Аливердиев - У Лукоморья

— Я умер? — спросил я ее.

— Ага. А я — херувим.

— Нет, у тебя нет этого самого спереди. Скорее ты — гурия. И очень похожа на одну мою знакомую.

Я осознал, что не умер, и потому опять начал острить.

— Острить изволите, — услышал я знакомый голос, — А ведь она православная, и не может быть гурией.

Я повернулся. Передо мной стояли Олег и Алекс.

Как вы должны помнить, Олегом звался мой деверь, то есть муж сестры.

— Так значит, ты — и есть Добрыня. — Обратился я к нему. — Слову нет, такой же тормоз.

— Говори, говори тут. Если бы не мы, ты был бы сейчас совсем в другом месте, — огрызнулся в ответ он.

— И вовсе не был бы, — вступилась за меня Милица, — Его тело теперь, такое же, как ваше. Просто он это еще не осознал.

— А еще меня тормозом называет, — не унимался Олег. — Да, кстати, Абдул, ты знаешь, что твои родители давно на ушах из-за те6я. Мы с Таней с трудом их успокоили.

— Так я же слал телеграммы, — возмутился я, подражая герою «Золотого теленка» вытащил из кармана квитанцию, оставшуюся от последней гостиницы.

Шутка возымела действие, но не сумела замести следы моего паспортного имени, ненароком пророненного Олегом.

— Так тебя зовут Абдул? — переспросила Милица. Значит ты мусульманин?

В ее голосе звучало удивление. Мое отношение к боснийскому и косовскому конфликтам ей было известно. И сейчас она силилась понять, не было ли оно провокацией.

— Как ты должна знать, — неожиданно для самого себя я начал изрядно длинную тираду, — я родился далеко от ваших мест в России, точнее — на Северном Кавказе. — я хотел уточнить, но почему-то не стал этого делать, И по происхождению меня можно зачислить в мусульмане, хотя и не в ваши. Но, как ты, опять-таки должна знать, я не исповедую никакую религию, — я сделал паузу, и продолжил. — Хотя и крестился в православной церкви. И, кстати говоря, в крещении я — Андрей, так что тебя я почти не обманывал. И опять-таки, я не вижу ничего плохого в своей национальности. Я горжусь своей национальностью. Как, впрочем, и национальностью моей мамы. Мама у меня русская. Так что, тебе и всем остальным придется принимать меня таким, как есть.

Я сам не заметил, как начал заводиться. Тем более, что все слушали меня молча.

— Ну что, закончил, — спросили меня почти хором, когда, наконец, моего поток красноречия иссяк.

Я кивнул головой.

— Тогда ответь на один вопрос, — продолжил Олег, — ДОЛГО ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ ТАК ЛЕЖАТЬ!

И действительно, маячащий перед нами вход на Радужный мост говорил о необходимости двигаться. Тем более, что дел в Косово у нас уже не оставалось.

— Да, кстати насчет херувима, — начал разговор я, когда мы ступили на Радужный мост, — у меня есть классный анекдот. Сначала загадка: Чем отличается этот самый херувим от парикмахера?

— Этому анекдоту сто лет, — встрял в разговор Олег.

— Знаешь — молчи.

И когда Соловей с Милицей затерялись в догадках, я ответил:

— У херувима хер спереди, а у парикмахера сзади.

Все разразились таким смехом, что это не могло обойти даже Добрыню, тем более, что, будучи Олегом, он вовсе не был таким уж тормозом. Но это было еще не все. Когда впечатление от загадки улеглось, я продолжил:

— Так вот, эту загадку загадали как-то поручику Ржевскому…

— Кто это — поручик Ржевский, — спросила Милица.

— Герой наших анекдотов, — я не стал вдаваться в длительные объяснения и продолжил. — Так вот, эту загадку загадали как-то поручику Ржевскому, и он решил развеселить ею компанию. Но, немного подзабыв, задал ее следующим образом: Чем отличается ангел от цирюльника? Естественно никто не мог даже предположить. И когда наступило время говорить отгадку, он сказал: «Я и сам толком не помню, но у одного из них хер сбоку».

Это был финиш.

Трудно описать мои чувства, когда я снова смог опуститься на свой диван! Я вновь был дома, и не нужно было слов. Рядом со мной были друзья, и я, наконец, вновь обрел утраченную силу. Почти… Но это мелочи.

— Ну, как, — как всегда нахально начал Алекс-Соловей, — С тебя причитается обмывание.

— Нихт проблем. Только сначала обрадую родных.

Тишина. Неожиданная тишина прервала наш разговор. Одновременно все осознали, что если выйду с друзьями к родным, то это будет концом тайны. Но вот следовало ли ее хранить дальше? На этот вопрос никто не мог дать ответа.

— Может пока — в Астрал? — попробовал предложить Алекс.

И тут меня словно током ударило. Бежать, не повидавшись с мамой, которую я так давно не видел! Как бы не так!

— Нет уж. Сейчас я выхожу из комнаты. Спускаюсь к бабушке. Здороваюсь со всеми, кто есть дома. Потом возвращаюсь, и вы меня будите здесь ждать, так как после этого мы по человечески отметим это дело. Если чего не хватит, то в двух минутах от дома есть маленький базарчик, где есть все, что нужно, — я сам удивился как твердо и утвердительно я говорил.

— Можно я пойду с тобой? — спросила Милица.

— Конечно, — ответил я, и мы покинули мою комнату, оставляя там Олега и Алекса.

— Знаешь, я давно хотел тебе сказать, но все как-то не получалось, сказал я ей, когда мы вышли в подъезд. — Выходи за меня замуж.

Эти слова достались мне с большим трудом, но действие, которое они произвели, было еще круче. Она остановилась с открытым ртом.

— Так что, ты согласна? — переспросил я, чтобы сбить затянувшуюся паузу.

— Я думала, что ты никогда этого не скажешь, — ответила она, выйдя из оцепенения.

Мы обнялись и долго, долго целовались. Первый раз за последние шестьсот с лишним лет.

Дверь в бабушкиной квартире открылась, и в подъезде появилась мама. Увидев меня, она выронила кастрюлю, которая, к счастью оказалась пустой.

— Представь теперь свою даму, — сказала она после бурного приветствия.

— Это Иванка, то есть Милица, и моя невеста, а это — моя мама.

Where do I begin to tell the story of how great a love can be?The sweet love story that is older than the sea.The simple truth about the love she brings to me.Where do I start? —

зазвенела в ушах «Love Story» Эндрю Уильямса.

Как жаль, что я не могу передать на бумаге музыки! Но ведь ее можно представить.

Часть IV

Глава 10. Дома

— Может, сразу сходим за провизией, — предложил я ей.

— Можно, — ответила она.

И только когда мы уже вышли из подъезда, когда я вспомнил, что кроме US$ и югославских динаров у меня в кармане наличности не наблюдалось. Банковские же автоматы у нас… В общем, вы меня поняли. Да и польский паспорт без виз был не слишком хорошей крышей в родном городе, не говоря уже о ее югославском паспорте и сильнейшем, опять-таки югославском,[60] акценте.