Гарри Тёртлдав - Молот и наковальня

— Вот тут ты ошибаешься, величайший, — возразил Эринакий. — При Генесии множество палачей во всех уголках империи зажило припеваючи.

— С тобой не поспоришь, — согласился Маниакис. — Ну а теперь… — Он замолчал на полуслове, его правая рука сама метнулась к груди. Амулет вдруг сделался невыносимо горячим и жег кожу, словно огнем. — Магия! — отчаянно вскричал он.

Священник, только что благословлявший корабли, вместо того чтобы прийти на помощь, повернулся и помчался прочь; голубая сутана металась из стороны в сторону, бритый череп ярко блестел на солнце. Маниакис пожелал ему сдохнуть на месте, а затем провести целую вечность в ледяной преисподней Скотоса. Но его пожелание не исполнилось. Подлец продолжал удирать, только припустил еще сильнее. Может, ему и не суждено попасть в преисподнюю, но одно Маниакис знал точно: в Видесс этому клерику путь заказан отныне навсегда.

Багдасар повел себя иначе — он бросился туда, где стряслась беда, а не в другую сторону. На бегу он выкрикивал что-то по-васпуракански; его руки плясали в бешеном танце странных жестов. Амулет вдруг остыл — гораздо быстрее, чем должны были остыть камень и металл.

— Не беспокойся обо мне, — сказал Маниакис. — Со мной все в порядке. Займись Эринакием.

— С тобой все в порядке теперь, — подчеркнул последнее слово тяжело дышащий Багдасар. — Но кто знает, что могло случиться мгновением позже…

Отпустив эту колкость, он тут же перенес все свое внимание и все свое волшебное искусство на друнгария. Тот качался из стороны в сторону; лицо его исказила страшная гримаса, глаза расширились и выпучились, побелевшие пальцы сжались в кулаки. Охваченный тревогой Маниакис заметил, что спина флотоводца начала прогибаться назад, напоминая туго натянутый лук.

«Сделай же хоть что-нибудь!» — хотел крикнуть Маниакис Багдасару. Но он знал, что, доведись ему самому услышать такие слова от кого-нибудь в пылу битвы, он не колеблясь проткнул бы непрошеного советчика мечом. А потому, стиснув зубы, он стоял и смотрел, как Багдасар борется, пытаясь отразить яростный натиск другого мага, служившего Генесию.

— Почему, ну почему ты не захотел оградить себя от колдовства? — снова и снова спрашивал он Эринакия.

Но друнгарий не отвечал, он не мог ответить. Каждая мышца, каждое сухожилие его лица, шеи, рук, всего тела были страшно напряжены, а спина прогибалась назад все сильнее и сильнее. Еще немного, и хребет не выдержит.

Багдасар выкрикивал магические формулы с безумной скоростью. Он твердил заклинания на васпураканском и видессийском одновременно; иногда казалось, что оба языка сливаются в один. Его руки двигались быстрее и искуснее, чем у человека, играющего на клавире. Обильный пот струйками сбегал по его лицу и капал на доски причала.

Но спина Эринакия продолжала прогибаться.

Резкий сухой звук напомнил Маниакису хруст, какой издает сломанная о колено толстая палка. Эринакий упал, его тело обмякло, сделавшись похожим на кучу старого тряпья. В воздухе поплыл запах смерти, напоминавший вонь отхожего места. Издав судорожный стон, Багдасар рухнул рядом с друнгарием.

Роли переменились: Маниакис из спасаемого превратился в спасителя. Он быстро перевернул Багдасара на спину, убедился, что тот дышит, и нащупал пульс. К его огромному облегчению, сердце билось ровно и сильно.

— Да будет благословен Фос! — воскликнул он дрожащим голосом. — По-моему, он просто в обмороке. Эй, кто-нибудь! Плесните ему на лицо воды!

При том количестве воды, которой был окружен Ключ, потребовалось не правдоподобно долгое время, чтобы зачерпнуть ведро и облить Багдасара. Во всяком случае, так показалось Маниакису. Когда мага наконец окатили водой, тот закашлялся, что-то пробормотал и открыл глаза. Сперва в этих глазах читался только ужас. Затем в них засветился медленно возвращавшийся разум.

— Да будет благословен Фос! — слабо пробормотал он и сел. — Величайший! Ты все же уцелел!

— Да, уцелел и очень этому рад, — ответил Маниакис. — А вот бедняге Эринакию не так повезло.

Мясистые ноздри Багдасара дернулись, когда он учуял зловоние смерти, подтверждавшее слова Маниакиса. Маг обернулся и взглянул на труп друнгария.

— Мне очень жаль, величайший, — сказал он, опустив голову. — Я боролся, не щадя себя, поставив на кон все свое искусство… И не смог спасти несчастного.

Маниакис протянул руку и помог Багдасару подняться.

— Отчасти Эринакий виноват сам, — постарался он утешить мага, — потому что пренебрегал колдовством во всех его проявлениях.

— А отчасти дело в том, что маг Генесия готовил атаку тщательно и долго, мне же пришлось импровизировать, — отозвался Багдасар. — Я все это понимаю, но поражение есть поражение, и переживать его всегда неприятно. А маг Генесия очень силен! Убить на таком расстоянии, несмотря на все мое сопротивление…

— Насколько же возрастет его сила, когда мы окажемся ближе? — спросил Маниакис с тревогой в голосе.

— Трудно сказать, но думаю, что очень значительно. — Лицо Багдасара блестело от пота, будто он только что пробежал несколько миль. Искусство магии — вообще нелегкое занятие, а тем более в такой отчаянной ситуации. Колдун перевел дух и надтреснутым голосом продолжил:

— Столица всегда привлекает к себе самых лучших, в любом виде искусства. Такова природа вещей. Но насколько хорош может быть этот лучший… — Он задумчиво покачал головой. — Во всяком случае он гораздо сильнее, чем я себе представлял, это можно сказать наверняка.

— А в результате мы остались без флотоводца, лучше которого для действий против столичного флота нам не найти, — пробормотал Маниакис. — Даже в самом Видессе.

Услышав его слова, капитаны, которые не могли оторвать глаз от мертвого тела, очнулись и вернулись из мира иного в мир живущих — мир наград, званий и продвижения по службе. Тиберий сделал полшага вперед, будто намекая, что подходящего человека найти не так уж трудно. В общем-то он был прав. Но Маниакису очень не хотелось ставить иподрунгария во главе всех своих сил на море. Он подозревал, что тот перешел на его сторону из соображений простой выгоды. Кроме того, назначение Тиберия могло вызвать среди остальных капитанов с Ключа недовольство, смешанное с ревностью.

Поэтому он сказал:

— Фракс! Ты будешь командовать действиями против флота Генесия. Тиберий! Ты остаешься иподрунгарием, но иподрунгарием всего моего флота, а не только флотилии с Ключа. А чтобы разница была понятнее, я повышаю тебе жалованье на один золотой за два дня. Прямо с этого момента.

— Ты слишком добр ко мне, величайший! — с энтузиазмом воскликнул Тиберий и поклонился, согнувшись едва ли не пополам.