Е. Кочешкова - Зумана

Петляя по незнакомым улочкам, как всегда благоухающим всеми теми запахами, что так сильны в городах, Шут и сам не заметил, как вышел к большому базару. Торговый гомон мгновенно окружил его, увлек в самое сердце этого мира соблазнов. Шуту не часто выпадало одному вот так погулять среди богатых прилавков, заваленных товарами на любой вкус. Украшения, отрезы ткани, оружие, расписная посуда… И здесь же еще сочащееся кровью мясо, и живые покуда птицы, беспокойно кудахчущие в корзинах, и визгливые поросята, и телеги с мукой или даже навозом… Шум, толкотня, зазывные крики и дикая смесь ароматов — от шибающего в нос рыбьего смрада до тонкого благоухания заморских специй.

Шут от всего этого совершенно обалдел и, после того, как его чуть не затоптал чей-то конь, почел за лучшее присесть на пустой бочонок возле небольшого трактира с неизменной вывеской в виде поросенка. Рядом валялось недоеденное кем-то яблоко, и Шут без лишних колебаний поднял вполне еще аппетитный огрызок. На пробу он оказался так себе, кисловатый, вероятно, потому и выбросили, но приемыш Виртуоза не был избалован сладостями, так что находка пришлась ему по вкусу. Шут уже представлял себе, как будет рассказывать Вейке про этот интересный день. Разумеется, когда она перестанет обижаться, что названный братец удрал один, оставив ее помогать старшим с бесконечными делами по хозяйству.

Люди сновали мимо, порой бросая на него любопытные взгляды — Шут был одет в свое старенькое трико для выступлений. Темно-синяя когда-то ткань вылиняла до голубизны, оборванные края штанин болтались над щиколотками, да и рукава давно не доходили до запястий. Шут в этом костюме не выступал — вытертое на локтях и коленках трико служило ему повседневной одеждой, удобной и для упражнений, и для походов в город. В таком наряде Шут испытывал странную, необъяснимую уверенность, что никто его не обидит. Он был как будто из другого мира. Трико акробата — пусть даже старое и застиранное — облекало его доспехом причастности к чему-то, что было загадочным и привлекательным для обычных людей. К миру артистов. Перекатывая во рту яблочную сердцевинку, он с улыбкой провожал взглядом этих рыночных зевак, беспечно болтал ногами и щурился от яркого весеннего солнца. Впрочем, было уже почти лето…

— Эй, парень! Хочешь заработать? — Шут понял, что это его окликнули и, обернувшись, увидел тучную хозяйку трактира. Тетка торопливо спускалась с лестницы, по одной переставляя толстые ноги. — Видишь того господина в чудной шапке? — рука, указавшая на рыночную толпу была шириной с обе Шутовы ноги. — Чужестранца? Догони-ка его скорее! И сюда верни! Скажи, он забыл сдачу! Да быстрее же! Уйдет…

Выплюнув в кулак огрызок, Шут сорвался с бочонка и нырнул в человеческий водоворот. Мужчина со странной конической шляпой на голове уже скрылся из виду, но через пару мгновений Шут нагнал его у прилавка с табаком.

— Господин! — он беззастенчиво схватил мужчину за рукав и вскрикнул от удивления, когда тот обернулся. Чужестранец был темен, как орех, а в руке его сверкнул острый кинжал. Испуганно отшатнувшись, Шут споткнулся и едва не упал. Недожеваная яблочная серединка вскользнула из руки и полетела в рыночную грязь. Хорошо, что смуглая ладонь ухватила мальчишку за плечо, не дав ему и самому растянуться в этом вонючем месиве.

— Просэти, мальчик, — чужак смотрел виновато. В самом деле виновато. — Я привык к опасно, — Шут хлопнул глазами и, сглотнув, кивнул. Взгляд его был прикован к лезвию клинка, который бронозовокожий господин поспешил убрать в ножны. — Не боися. Я не убиваю детей. Что ты хотешь?

— Вас трактирщица звала, — Шут сердито шмыгнул носом, стыдясь своего страха.

— Зачемэ? — чужестранец удивился. У него были яркие живые глаза, длинный нос и черные кучерявые волосы до плеч. Наверное, для своих земель — красавчик, но в Закатном Крае таких всегда побаивались. Непослушным детям говорили, что за дурное поведение их украдут темнолицые южане. Дала с Виртуозом не выдумывали таких баек, зато брат Бареон в монастыре любил стращать маленького найденыша глупыми россказнями про похищенных мальчишек.

— А я почем знаю? — все еще сердитый, Шут дернул плечом и кивнул в сторону трактира. Выдумки там или нет, а взгляд у чужестранца был непонятный и потому пугающий.

Мужчина выпятил губы в недоумении, но повернулся и пошел назад. Памятуя про обещанную награду, Шут не отставал от него, только держался чуть поодаль.

О чем толковала с южанином трактирщица, он так и не узнал, но медный пятачок получил и, довольный, хотел уже было уйти, когда вновь услышал окрик. На сей раз его позвал сам чужестранец. Кивнул к себе за столик, где остался сидеть после разговора с хозяйкой. Шут пожал плечами и подошел.

В конце концов, не бояться же ему и правда всяких выдумок.

— Ты чудэной, — сказал ему этот смуглый белозубый иноземец, одетый в странные широкие штаны и носящий на голове шапочку, больше похожую на перевернутую кружку. Шут не удержал ухмылки. Зеркало бы ему показать! — Отэкуда ты? Какое твое имя? — и, вынув из кармана горсть сушеных абрикосов, незнакомец протянул угощение на открытой ладони.

— Из балагана, — абрикосы выглядели страсть до чего вкусно! Шут окончательно забыл про младенческие страхи и решил, что странный мужчина только на первый взгляд показался опасным. Он ловко сгреб сушеные фрукты и забрался на лавку с ногами, подтянув колени к подбородку. — Хозяин Шутом кличет. А вы?

— Мое имя Аллем Ону Хайрим. Мой дом в Суварте. Зэнаешь где это?

Ох… еще бы он не знал… Шут глубоко вдохнул и кивнул, жадно поедая чужеземца глазами.

Суварт! Подумать только!

— Твой хозяин позэволяет тебе пить вино? — спросил Аллем.

— Да, — Шут соврал, и глазом не моргнув. Иноземец покачал головой.

— Ты маленький лэжец, но Господь тебе судья. Вэпрочем, этот напиток не крепче сока, — он налил из кувшина в высокий кубок и протянул Шуту. Тот с любопытством понюхал вино и сделал большой глоток, полагая, что именно так должен пить взрослый. — Но зэнай, если твой хозяин захочет тебя пороть за запах, ты виноват сам.

Шут хмыкнул. С запахом или без, а порки ему в любом случае было не миновать. Ударом больше, ударом меньше… А так хоть найдется, что вспомнить.

Чужеземец оказался разговорчив. Смешно коверкая речь, он с удовольствием рассказывал про свою страну и так же с удовольствием слушал Шута, который от непривычного внимания соловьем заливался, только иногда умолкая — чтобы забросить в рот сушеный абрикос или отпить рубиновой жидкости из тяжелого кубка.

А потом черноглазый Аллем вдруг сказал ни с того, ни с сего: