Е. Кочешкова - Зумана

«Ну, я хотя бы попробовал, — утешал себя Шут. — А первый раз всегда мало удается. Даже луковицы не желали падать в мои ладони, чего уж говорить о магии… Буду пытаться снова. Что еще мне остается?»

Он по-прежнему едва ли мог сказать, будто действительно считает себя избранником Силы. Шуту казалось, он всего лишь причастен к ее великому источнику, но называть себя магом… это было бы слишком самонадеянно.

Наверное, он все-таки коснулся Потока. Потому что когда снова провалился в сон, то… то это едва ли можно было назвать сном.

Шут видел степь. Широкую, бескрайнюю, шумящую ветром в травах. И сам он шел по их верхушкам, не касаясь земли. И знал наверняка — где-то там, вот, может, сразу за следующим холмом его ждет… кто-то. И в шелесте трав Шут слышал его голос, хрипловатый, надрывный, глубокий, как рокот подземной реки… Слов было не разобрать, или же Шут просто не понимал их, но он чувствовал, что это и не важно. Ему просто хотелось увидеть того, кому этот голос принадлежит. И он спешил, путаясь ногами в густых травах…

Жизнь на корабле была скучна и однообразна. Чтобы хоть как-то скрасить эти дни, слишком похожие один на другой, спутники Элеи постоянно устраивали состязания друг с другом. То они затевали потешные поединки на мечах, то разводили жаркие словесные баталии. Шут на все это смотрел со стороны. В команде, где, не считая матросов, набралось три десятка лучших воинов Белого королевства, господин Патрик привычно оставался гвоздем не из той подковы. Нет, он вовсе не пытался как-то выделиться, и проявлял искреннее дружелюбие к своими попутчикам. Но… в том-то и дело — он был лишь попутчиком. Не более того. Люди королевы догадывались, что этот странный господин, который всех забавляет, но почти никогда не смеется сам, имеет какие-то свои, никому неизвестные планы. Между тем, очень быстро выяснилось, что все знают, кто он такой. А вот сам Шут почти ни с кем знаком не был, и Хирга на пару с Тери охотно рассказывали ему про людей, составивших свиту королевы.

Шут в первый же день понял, что главным на корабле является вовсе не капитан по имени Нуро, а некий лорд Этен, средних лет холодный и неулыбчивый человек, которого король назначил главным командующим в этом походе. Правой рукой лорда был сэр Дорвел, быть может, не такой опытный и родовитый, но значительно более приятный в общении. Оба они занимали высокие посты в иерархии хранителей Брингалина. Почти все остальные участники похода также были набраны из хранителей. Кроме парочки благородных мужей вроде сэра Теримваля, да еще лекаря с толмачом. Последний был нужен, чтобы давать Элее бесценные советы о нравах степняков и объяснять иноземную речь. Язык, на котором говорили посланцы Белых Островов, в Диких Княжествах разумели немногие.

Матросы жили своей обособленной жизнью. Им, в отличие от господ, некогда было скучать. А Хирга таки нашел способ признакомиться с моряками поближе и потому оказался одним из немногих людей принцессы, кого не тяготило однообразие холодных унылых дней. Мальчишка постоянно был чем-то занят, он очень быстро сумел подружиться с командой и всякий свободный час тратил на то, чтобы научиться чему-то новому. Как будто и впрямь на время позаимствовал чужую судьбу — какого-нибудь юнги или, скорее, капитанского сына, ибо у простого юнги не бывает таких поблажек, как у оруженосца, который вдруг решил выучиться морским фокусам.

Шут же свое время тратил на привычные с детства занятия. Узкая каюта была слишком тесна, да и морская болтанка изрядно мешала, но других вариантов ему никто не предлагал, так что приходилось мириться с неудобством. Поначалу Шут выполнял лишь самую малую часть положенного круга упражнений и старался не доводить себя до усталости, но постепенно, день за днем, приближался если уж не к обычному ритму, то, по крайней мере, около того. Конечно, силовые элементы давались ему плохо, ослабшие мышцы с трудом обретали прежнюю крепость, однако Шут на этот счет не волновался. Он прекрасно знал, как выносливо и живуче его тело, и ни на миг не сомневался, что восстановит все утраченные навыки. Сэр Тери относился к занятиям Шута с уважением. Порой расспрашивал о том или ином элементе упражнений и, в конце концов, задал вопрос, который мгновенно стер улыбку с Шутова лица:

— Господин Патрик, а отчего вы никогда не разнообразите вашу подготовку хорошим поединком? Полагаю, с вашим даром владения телом вы и по части фехтования были бы достойным противником многим воинам на этом судне.

Шут сморщился и со вздохом ответил:

— Потому, любезный сэр Тери, что я не могу. Не выношу даже вида оружия.

— Занятно! — рыцарь потер свою кустистую бровь. — Это жизненный принцип? Вы исповедуете заповедь непротивления?

— Да нет же! — воскликнул Шут. — Просто не могу… — он огорченно отвернулся, не желая увидеть в глазах Тери разочарования. — Это словно проклятье какое… Мне делается дурно всякий раз, когда я смотрю на обнаженную сталь. Чудится, будто вижу всю ту кровь, которую она впитала за время своей службы… — Шут крепко зажмурил глаза, отгоняя неясные тошнотворные видения, которые как всегда поспешили завладеть его сознанием. А затем почувствовал, как рука рыцаря легла ему на плечо.

— Простите меня, мой друг, — Тери вздохнул. — Я все время задаю вам глупые вопросы. Уж не знаю, какие испытания выпали на вашу долю, но, верно, хорошего в них было мало… Впрочем, все мы так или иначе обласканы этой жизнью. Кому досталось больше, кому меньше. Простите старого дурака.

Шут обернулся с улыбкой:

— Сэр Тери, нет нужды извиняться. В вашем вопросе не было ничего особенного. Откуда вам знать, что за демоны таятся в чужой душе… И почему вы зовете себя старым? Это ведь вовсе не так.

— Годами вы, наверняка, ровня моему сыну, — усмехнулся рыцарь, — а тот уже обзавелся парочкой наследников, которые именуют меня дедом… Как бы то ни было, не держите на меня зла, друг мой, — Тери отошел к своей койке и устало присел на твердое ложе. — Вы мне глубоко симпатичны, и я не хотел причинить вам боль своими словами.

Этот разговор состоялся незадолго до ужина, когда обычно все спутники Элеи собирались вместе в Большой каюте, предназначенной для трапез и отдыха воинов. Шут любил эти вечерние сходки. Большая каюта и днем всегда была полна людей, с кем можно пообщаться или переброситься в кости, но лишь по вечерам ее посещала Элея… И ради этой пары часов Шут готов был вывернуться наизнанку, только бы удивить ее чем-нибудь новым, смешным, интересным. Ради этого он забывал про все свои печали и горести. По ночам, до последнего не давая себе уснуть, выдумывал захватывающие истории, забавные куплеты или уморительные сценки, которыми можно будет вызвать улыбку на милом лице. Хотя бы улыбку. Ничего более он теперь не желал… Ни на что не рассчитывал. Шут понял, что непонятная доброта и любезность, которыми одарила его Элея в дни возвращения в этот мир, вероятней всего, были только временным помрачением ее ума. Или же ему самому все это показалось. Быть может, он все просто выдумал, ища спасения от трясины своей тоски.