Елена Медникова - Два крыла. Русская фэнтези 2007

Илья стянул с лучника меховую шапку, пошарил по его бокам, отыскал нож. Печенег судорожно заелозил под ним, пытаясь вырваться. Илья легонько ткнул его двумя пальцами под дых, успокаивая. Затем отсек разбойнику оба уха, откинул в пыль и разорвал обе ноздри его короткого носа. Вытерев лезвие о щеку и лоб ошалевшего от страха и боли степняка, он сказал — все так же тихо и медленно:

— Это чтобы добрые люди знали, что ты вор и разбойник. И чтобы держались от тебя подальше. А твои товарищи смеялись над тобой. Запомни: я всегда узнаю тебя, даже если бы у тебя остались уши и нос. Придешь на мою землю снова — выпущу кишки.

И Илья поднялся на ноги и пошел к полыхающей избе старосты смотреть, не остался ли кто внутри.

— Соберите всех павших у колодца, — тяжелым голосом велел Вежда собравшимся вокруг него селянам. — Раненым подходить ко мне, да не толпиться. Бабам не голосить, — добавил он и присел над первым страдальцем — уязвленным стрелой в плечо мужиком. Бабы умолкли, бросились выполнять вместе с остальными, что было велено. Мужик — Глеб — постанывал, пока Вежда примеривался к его плечу.

— Ну-ну, Глеб, потерпи. Ты же глыба, этакий матерый человечище, — бормотал над ним непонятные слова Вежда. — Вот так…

Стоявшие рядышком обе жены Глеба вытаращили глаза — древко стрелы завибрировало под растопыренными над ним ладонями Вежды и одним махом исчезло, будто и не было его никогда. И черная точка от нее прямо на глазах затянулась кожей, и скоро ничто не напоминало о недавней порче: Глеб удивленно повел плечом и как-то даже испуганно протянул, глядя Вежде в глаза:

— Не болит!..

Женщины в слезах тут же с обеих сторон кинулись к мужу, а Вежда устало поднялся.

…Рядком у плетня, окружавшего двор жреца Путилы, лежали восемнадцать пустых тел: мужиков, баб и подростков, среди коих были и кузнец Борыня с Чеботом. Батя Ильи получил стрелу в глаз, Борыню рассекли саблей вдоль груди. Неподалеку стояли селяне и сдерживали рыдания. Слава безучастно смотрела сквозь тело мужа, и на ее застывшем лице не было ничего, даже слез. Рядом стоял и обнимал мать за плечи хмурый и молчаливый Илья.

— Что ж, стало быть, всех на один костер… — подал голос Путила, почесав заросшую волосом шею.

Вперед вышел Вежда и оглядел селян. Послышались прорвавшиеся женские рыдания. Вежда подошел к скорбному ряду у плетня и присел на корточки перед маленьким стариком, лежащим крайним. Посидев над ним, он покачал головой и сказал так, чтобы всем было слышно:

— Дед Гуня не желает возвращаться, — и добавил тише, не обращая внимания на удивленный гул толпы: — И я очень хорошо его понимаю…

Следующей лежала красивая молодая женщина по имени Дарена, которую рубанули саблей по спине, и долго над ней Вежда не сидел, сразу обернувшись к толпе:

— Чья будет?

Из гущи селян вышел крепкий мужик с зареванным лицом.

— Иди сюда, — позвал его Вежда, и мужик, пошатываясь, подошел.

— Сядь рядом и сиди смирно, — велел железным голосом Вежда и простер над Дареной руки. По толпе прошел говорок, и тотчас стих: Дарена начала розоветь, и вдруг ее грудь дрогнула, и она задышала. Селяне ахнули, и толпа прихлынула было вперед.

— Назад! — сказал, будто стеганул хлыстом, Вежда и все замерли, а он уже нависал над лежащим подростком. К нему без напоминаний подбежала старуха и села рядом. Вежда посмотрел на нее и спросил: — Что, мать, никого, кроме тебя, у него не было?

Старуха отрицательно покрутила головой и молча указала сухой рукой чуть дальше вдоль ряда мертвецов, показывая на мужчину с разрубленной головой. Вежда понимающе кивнул и, не оборачиваясь, сказал:

— У кого родичи целы, сделайте милость, подойдите.

Вышли сразу несколько человек, но Вежда отобрал двоих — женщину и мужчину, а остальных отослал, и когда помощники уселись рядом с ним, снова протянул руки над телом.

…Чебот лежал самым последним, и рядом с ним хотел сесть Илья, но Вежда отрицательно повертел седой головой, и тогда подошла Слава, дикими, переполненными надеждой глазами глядя на него. Когда исчезла стрела, торчащая из головы Чебота, и он задышал, а потом и сел, Вежда сам лег на траву и, прикрыв набрякшие веки, очень тихо сказал:

— Не обессудь, Слава, без глаза он у тебя будет. Вытек глаз-то… А на новый нет… нет силушек…

Он еще что-то бормотал, но Слава его не слушала, бросившись к нему, и принялась целовать его руки. Старик был так слаб, что даже не мог ее остановить.

У плетня жреца Путилы остались лежать те, кто не пожелал возвращения: дед Гуня, старуха Сухота, несколько лет назад потерявшая сына по имени Хвост, да одинокий калека, приблудный мужик по прозванью Нечай. И еще там же лежал на примятой траве длинный старик Вежда, и люди поочередно целовали его жилистые руки.

— Учитель, выходит, ты саму Морану-смерть обманывать умеешь? — после долгого молчания спросил Илья. Вежда с Ильей шагали к выселкам, словно и не было ничего несколько дней назад, когда им пришлось спешно прерывать свой путь, возвращаясь в село. Вежда покосился на ученика и отозвался:

— Давно я в дела Мораны не мешаюсь. И она меня не навещает.

Илья взглянул на него. Вежда смотрел в лесную даль какими-то чужими глазами, будто позабыв о том, куда он идет, с кем и для каких дел. Но под его лаптями по-прежнему не хрустела ни одна веточка. Он невесело усмехнулся и продолжал:

— Потому как не гоже жизнь так-то вот перекраивать. Ушла жизнь — и все. Закон. А я людей — поднял. И дело даже не в том, что батя твой, Чебот, не уберегся…

— А в чем? — уловив заминку, спросил Илья.

Вежда снова посмотрел на него и сказал:

— Эх, ты… Лют поднятые — это вроде дара твоей земле…

Ведь что выходит? Я тебя, то есть пахаря, у земли отнимаю. Вернее, не столько я, сколько ты сам… Хотя вместо пахаря даю воителя да защитника. Но уже — для всей земли. Вот и весь сказ. А кочевники твоих селян и так еще потреплют. Успеется…

Они прошагали молча еще сотню шагов, и Илья снова спросил:

— Слушай, Вежда, а почему ты ни одного степняка не тронул? Все целые ушли.

Вежда покачал головой, насмешливо посмотрев на ученика:

— Так ли уж и целые? А уши того лучника где же?

— Васька их сожрал, — улыбнулся Илья, вспомнив дворового кобеля. — Теперь небось лучше слышать станет.

— Кто — кобель или лучник?

Они вместе посмеялись, и Вежда сказал:

— Не тронул… Я и этим ремеслом давно не промышляю, Чеботок. Не до этого мне теперь.

— А меня почему обучаешь? Ремесло-то кровавое. Али нет?

— Кровавое, — кивнул Вежда. — А ты что же, в дружину идти раздумал? Землю пахать станешь? А?