Джо Аберкромби - Лучше подавать холодным

— Где вы остановились?

— Вместе с друзьями, возле фонтана на улице Лорда Сабельди, но я в городе новенькая, и, — она хохотнула от безнадёжности, — я совсем запуталась.

Один из стражей сдвинул шлем назад. — Это точно. Другой конец города.

— Клянусь, я часами бродила по городу. — Она начала отступать, потихоньку уводя мужчин за собой. Появился ещё один охранник, и ещё. Теперь все четверо стояли повернув спины к Трясучке. Он задержал дыхание, сердце так громко стучало, что только чудом никто из них его не услышал. — Если бы один из вас, господа, смог указать мне правильную дорогу я была бы так благодарна. Знаю, я глупышка.

— Нет, нет. Вестпорт может сбить с толку.

— Особенно ночью.

— Я сам здесь теряюсь, время от времени. — Мужчины заржали, и Монза засмеялась вместе с ними, продолжая их отводить. На миг её глаза поймали взгляд Трясучки, и они смотрели друг на друга, а затем она скрылась, обогнув следующую колонну, и стражники за нею, и их бойкая болтовня унеслась вслед. Он прикрыл глаза, и медленно выдохнул. Хорошо хоть со своей слабостью к женщинам он был не одинок.

Он запрыгнул наверх квадратного основания колонны, захлестнул верёвку вокруг неё, и под своей поясницей, сцепляя, чтобы получилась петля. Без понятия до скольких уже надо бы досчитать, зная только, что должен быстро туда забраться. Он начал подниматься, обхватывая камень коленями и краями подошв, сдвинул верёвочную петлю повыше, затем крепко затянул, подтягивая ноги и снова ими упёрся.

Этой уловке его научил брат, когда он был пацаном. С её помощью он взбирался на самые высокие деревья долины и воровал оттуда яйца. Он помнил как они вместе смеялись, когда Трясучка падал невысоко от земли. Теперь с её помощью он убивает людей, и если упадёт, то умрёт сам. Мягко говоря, жизнь повернулась не совсем так, как он надеялся.

Всё же он быстро и плавно продвигался вверх. Всё равно что лезть на дерево, только в конце не будет птичьих яиц, и меньше шансов поймать занозы из коры на собственные. Тем не менее, тяжело. Он вымок потом с начала подъёма, и сложнейшая часть всё ещё оставалась непройденной. Он провёл рукой по запутанной каменной кладке на верхушке колонны, отцепил верёвку и повесил через плечо. Затем подтянулся, со свистом дыхалки и жжением в локтях, впиваясь руками и ногами декоративную резьбу. Он перекинул ногу через высеченное понурое женское лицо и уселся там, высоко над улицей, ухватившись за пару каменных листьев, надеясь, что они покрепче своих обычных сородичей.

Бывал он в переделках и попроще, но надо смотреть на светлую сторону событий. Покамест впервые лицо женщины оказалось у него между ног. Он услышал шикание с той стороны улицы и приметил на крыше чёрный силуэт Дэй. Она указывала вниз. Следующий патруль в пути.

— Говнище. — Он, пытаясь выглядеть как камень, изо всех сил вжался в кладку, ладони саднило раздражением от стискивания пеньки. Надежда только на то, что никто не захочет именно сейчас посмотреть вверх. Они пролязгали под ним и он испустил долгий свистящий выдох, сердце гремело в ушах громче чем когда либо. Он обождал, пока они зайдут за угол здания, восстанавливая дыхание для последнего рывка.

Шипы подальше, вдоль стен, установили на шестах и они могли вращаться. Перелезть через них было нереально. Однако на верхушках колонн их замуровали в камень. Он вытащил перчатки — крепкие кузнечные перчатки — и напялил их, затем потянулся и крепко ухватился за два шипа, делая глубоких вдох. Он оттолкнулся ногами и закачался, подтягиваясь кверху, слегка скосив глаза глядя на точки железных наконечников у самого лица. Всё равно, что протискиваться сквозь ветви, разумеется исключая возможность вырвать глаз. Было бы здорово пережить всё это с обоими глазами.

Он качнулся в одну сторону, а потом бросил себя в другую и сумел зацепиться сапогом за верх. Он крутанулся, изогнувшись, почувствовал, как шипы продирают его толстую куртку, впиваясь в грудь, пока он перетаскивал через них своё тело.

И оказался наверху.

— Семьдесят восемь… семьдесят девять… восемьдесят… — губы Дружелюбного шевелились сами-по себе, пока он смотрел перекатывающегося через парапет на крышу банка Трясучку.

— Он сумел, — прошептала Дэй, не в силах в это поверить.

— И к тому же уложился во время, — Морвеер тихонько хихикнул. — Кто бы мог подумать, что он умеет лазить… как обезьяна.

Северянин встал, его очертания были темнее ночного неба. Он сдёрнул со спины арбалет и начал с ним возиться. — Хорошо бы чтоб он стрелял не как обезьяна, — прошептала Дэй.

Трясучка нацелился. Дружелюбный услыхал мягкий щелчок тетивы. Мгновение спустя в его грудь тупо ударила стрела. Он поймал древко, с опаской глядя на него. Почти совсем не болело.

— Нам повезло, что на нём не было наконечника. — Морвеер отцеплял проволоку от перьев стрелы. — Мы постараемся избежать дальнейших просчётов, таких как твоя безвременная кончина.

Дружелюбный выбросил затуплённую стрелу и привязал веревку к концу проволоки.

— Вы считаете, та фигня выдержит его вес? — бормоча, спросила Дэй.

— Сульджукский шёлковый шнур, — щёгольски произнёс Морвеер. — Лёгок как пух и прочен как сталь. Он выдержит нас троих одновременно и никто, посмотрев вверх, его не заметит.

— Вы так надеетесь.

— Что я никогда не делаю, дорогая?

— Да, да.

Чёрный шнур засвистел между ладоней Дружелюбного, когда Трясучка начал наматывать проволоку обратно. Он смотрел, как он ползёт через пространство между двумя крышами и отсчитывал шаги расстояния. Пятнадцать, и тот конец оказался у Трясучки. Они туго натянули его между ними, затем Дружелюбный продел шнур сквозь железное кольцо, которое они вбили в доски крыши и начал вязать узлы — первый, второй, третий.

— Ты отвечаешь за этот узел? — спросил Морвеер. — Планом не предусмотрено длительного падения.

— Двадцать восемь шагов, — ответил Дружелюбный.

— Что?

— Падение.

Короткое молчание. — От этого нам не легче.

Туго натянутая чёрная полоска соединила два здания. Дружелюбный знал, что она есть, и всё же с трудом различал её в темноте.

Дэй жестом указала на шнур, на ветру её локоны торчали врастопырку. — После вас.

Морвеер тяжело дыша с трудом перевалился через балюстраду. Говоря на чистоту, прогулку по шнуру нельзя предствить приятной экскурсией, как не напрягай воображение. Половину пути дул ледяной ветер, от которого молотило сердце. Было время, в годы его ученичества у зловещего Мумах-йин-Бека, когда он исполнял такие акробатические номера с кошачьим изяществом, но видимо эти навыки быстро ушли в прошлое вместе с копной его волос. Мгновение он приходил в себя, утирая холодный пот со лба, а потом увидел, что здесь сидит и над ним ухмыляется Трясучка.