Не все мухи попадают в Ад - Владимир Сыров
— Девчонку эту не троньте, — сказал он тихо, но отчетливо. И показал на Софью, под которой я лежал. — Софью. Как и обговаривали.
«Об-го-ва-ри-ва-ли»?!
Энергия, бушевавшая во мне секунду назад, схлынула, испарилась, оставив сосущую пустоту и липкий, холодный пот. Шок. Словно мир перевернулся второй раз за последние полчаса. Человек в балахоне по-солдатски, кивнул и отступил на шаг.
– Ведут видящие, господин. Принято.
Миллер подошёл, едва не наступив на чью-то руку. Его лицо было как всегда непроницаемым, но в глазах… я увидел это! Тёмный, хищный блеск удовлетворения.
— Остальных десятерых тоже оставляем здесь, — он продолжил, обращаясь уже ко всем фигурам в черном, которые приостановили свою жуткую работу. — Списать на погрешность при зачистке. Чтобы были свидетели. Хаос, паника… нам нужно, чтобы вопросы пошли по ложному следу. Следствию нужны слепые пятна и противоречия. Вы меня поняли?
Кивки. Молчаливые, слаженные. Словно он обращался к роботам, а не к людям. И тут до меня дошло окончательно. Он – один из них! Не просто пособник. Возможно, один из лидеров!
«Кто видит – ведёт» …
Они что? Специально вели нас сюда!?
К этой бойне. Давно планировали! И он… он договорился?! Спасти свою дочь?! И еще десять случайных детей – просто для отвода глаз?! Чтобы выдать массовое похищение или убийство за неразбериху?! Предатель! Чудовище! Хуже всех тварей Бездны, о которых нам рассказывали! Кровь стыла в жилах от осознания этого холодного, расчетливого зла.
Я под Софьей. Меня не тронули. Значит… я один из десяти? Просто повезло?
Или…?
Эта мысль обожгла новой волной страха. Может, меня оставили не случайно? Для чего-то еще? Нет! Отбросить! Сейчас главное – я жив. Меня не утащили. Пока.
Но другие! Макс! Антон! Да даже Кирилл! Куда их унесли?!
Зачем?!
Люди в черном снова заработали. Часть осталась на периметре. Миллер отошел с двумя к бункеру, что-то тихо обсуждая. Остальные продолжили таскать тела. Мой первоначальный шок и ужас сменились тревожным, лихорадочным любопытством. Надо осмотреться. Сейчас! Пока они заняты, пока не обращают внимания на «погрешность».
Я приподнялся на локтях, медленно, миллиметр за миллиметром, стараясь не издать ни звука, отодвигая безвольную руку Софьи со своей груди. Огляделся. Зрелище было… сюрреалистичным. Плац больше не был просто завален телами. Похитители (или кто они там?) не просто оттаскивали их в сторону. Они выкладывали их. Ровно. По кругу. Гигантскому, идеально очерченному кругу из детских тел. А в центре – второй круг, поменьше, но такой же ровный – из тел взрослых: инструкторов, охраны. Два концентрических круга. Жуткая, кошмарная геометрия смерти.
Ритуал! Слово вспыхнуло в мозгу. Ритуал! Энергия… Потенциал… Пороговые детекторы… Что Миллер говорил тогда? «Динамическая проекция будущего» … Они… они что, собираются провести какой-то ритуал? Прямо здесь? Используя энергию детей? Или… или наши души?! Для чего?! Что это за «исследовательский полигон» на самом деле?! От этих мыслей к горлу подступила тошнота. Куда мы попали? Что с нами будет?
Ступор. Вязкий, как трясина. Он затягивал, лишая воздуха, лишая воли, лишая самой способности мыслить. Я лежал, как каменное изваяние, среди груды детских тел – тёплых, пахнущих школьной формой и чем-то неуловимо родным, но сейчас они были лишь частью ужасающей декорации. Глаза были широко раскрыты, но разум отказывался обрабатывать картинку. Круги. Концентрические круги смерти на холодном бетоне плаца. Внешний – из детей, моих одноклассников, ребят, с которыми ещё вчера мы смеялись над шутками Макса, спорили о тактике в «Бабл-Квасе», тихонько переругивались на уроках. Внутренний – из тех, кто должен был нас защищать: инструкторы, охранники, солдаты. Теперь они все были лишь безмолвными элементами какого-то чудовищного механизма.
А между ними… они. Фигуры в чёрных плащах. Ни капли сомнения, ни тени эмоций под глубокими капюшонами. Они занимали свои места, создавая второй, живой круг между мёртвыми (или пока ещё живыми?) телами.
— Время! – голос Миллера ворвался в моё оцепенение, как скальпель. Он почти бегал вдоль края плаца, и даже на расстоянии я чувствовал исходящее от него нетерпение, смешанное с… триумфом? Он нервно поглядывал вверх, словно ожидая чего-то – или боясь этого. – Поле уже нестабильно! Резонанс уходит! Если внешняя детекция сработает… Начинайте! Быстрее! Завершайте подготовку к основной фазе! Немедленно!
«Основная фаза…» Слова повисли в стылом воздухе, не находя отклика в моём застывшем мозгу. Какая фаза? Чего они хотят? Зачем всё это?
Ответ пришёл сам собой, жуткий в своей наглядности. Центральная фигура – та, что стояла внутри малого круга с раскинутыми руками – начала гудеть. Не говорить, не петь – именно гудеть. Низкая, вибрирующая нота, от которой дрожал бетон под ногами и волосы на голове шевелились. Гудение становилось громче, заполняя собой пространство, вытесняя тишину.
И тут… от тел взрослых, пронзенных обсидиановыми копьями, потянулись вверх струи. Багровые, пульсирующие. Не кровь. Что-то гуще, темнее… Живая энергия? Сама суть жизни, вытягиваемая грубо, насильно. Нити этой жуткой субстанции вились, извивались, тянулись к остриям ритуальных копий, сливались в плотные потоки и устремлялись к центру, к гудящей фигуре. Она не поглощала их. Она была линзой, фокусом. Перед ней эти багровые реки сплетались, уплотнялись, темнели. Я видел, как алый цвет переходит в бордовый, потом в фиолетовый, и наконец – в чёрный. Глубокий, маслянистый, абсолютно поглощающий свет чёрный цвет. Шар. Идеальная сфера из концентрированной боли и украденной жизни, она зависла перед центральной фигурой, медленно вращаясь. Она была невелика, не больше футбольного мяча, но от неё исходило такое… давление! Физически ощутимое. И холод. Пронизывающий, замогильный холод, который не имел ничего общего с ноябрьским ветром. А ещё – голод. Древний, ненасытный голод, который чувствовался каждой порой кожи. Эта сфера хотела… больше!
И в этот момент жрецы во внешнем круге сделали шаг вперёд. Они развернулись к детям. Их руки подняли копья – такие же обсидиановые, украшенные светящимися символами. Длинные, тонкие острия нацелились на спящие тела. На Макса. На Антона. На ту девочку с бантиком из третьего класса. На всех. Ровные
