Семейка (СИ) - Ульяна Каршева
Женские пальцы впились в его плечо.
— Иди за мной, придурок!!
— С-спас-сибо!
— Держись за меня!!
— Не могу!!
Он даже расслышал, как она зарычала после его ответа. Он и сам понимал, что из-за его ответа — глупого на посторонний взгляд, потому что неизвестная ещё не знала — почему он не может хвататься за спасительницу. А объяснить он не мог: зубы ляскали так, что выговорить хоть слово — проблематично. Зато не мешкала она: вцепилась в его локоть и настоящим тараном сквозь метель потащила его куда-то — он уже плохо соображал и только надеялся, что его ведут в тепло.
Как она ругалась, когда он чуть не споткнулся о ступени лестницы!.. Наверное, она была готова тащить его волоком по этим ступеням… Но вот он шагнул в благословенное тепло и сам деревянными от промёрзлости ногами тут же потопал к тому месту, где — он помнил! — размещалась горячая труба здешней батареи.
— Псих… — презрительно сказали над ним, когда он, поддерживая одной рукой кота под кофтой, другой гладил горячий металл и постанывал от удовольствия.
Мельком он снова уловил запах табака, как тогда, на крыльце.
Наконец оттаяв, он сумел повернуться к батарее всем телом и поднять край кофты, чтобы кот съехал с него на ту же трубу. Деревянные ноги надломились, и Алик упал на колени, судорожно смеясь теплу и обнимая кота вместе с батареей.
— Это… кто? — изумлённо спросили над ними обоими.
— Пушок… — проворочал он замёрзшими губами.
— Но его нельзя на батарею, — сказали категорически и подняли (или отняли?) послушную котовью тушу, после чего болезненно пнули Алика в ногу. — Как и тебе! Поднимайся! Идём на третий этаж!
— Я немного… — жалобно попросил он и получил ещё один пинок.
— Не дури! Ещё немного — и ты совсем простынешь! Иди!
И он пошёл впереди этой безжалостной, больно подпинываемый ею, когда замедлял шаг. А когда они оказались в гостиной, пришлось принять факт, что он не умеет сам справляться с обморожениями, как не умеет помогать другим — например, тому же бедолаге коту. Зато умела Белоснежка. Злобно ворча себе под нос, девушка то энергично бегала по гостиной, то убегала куда-то — кажется, на кухню второго этажа.
Скоро Алик полностью пришёл в себя в кресле, укрытый пледом, хлопая глазами на кота, сидевшего, пока ещё скрючившись, на полу и яростно лакавшего явно подогретое молоко. Впрочем, в руках Алика тоже была чашка, которую он судорожно обнимал — горячую-то. И наконец его взгляд остановился на девушке в белом, сидевшей неподалёку. И он снова с трудом разомкнул губы, чтобы приветственно ей улыбнуться:
— Белоснежка!
— Я не Белоснежка! — огрызнулась она.
— Ты Белоснежка, — упрямо покачал головой. — Ты пришла из метели, ты Белоснежка метели… Спасибо тебе, Белоснежка…
Она молча посмотрела на него и только вздохнула.
Но Алик был счастлив: быть Белоснежкой, вышедшей из метели, она не возражала.
Глава 11
Шагнув в гостиную третьего этажа, Алька остановилась, чувствуя замешательство.
Первое, что она услышала, было быстрое и неровное — даже, скорее всего, нервное позвякивание. Потом увидела брата. Он — что? Успел вымыть голову? И почему-то полное впечатление, что он попал под дождь: его длинноватые волосы постепенно сохли, слегка пушась. Сидел Алик в кресле, как-то съёжившись, то и дело пошмыгивая носом. А в руках у него была не то огромная чашка, не то керамическая кружка — величиной чуть ли не в пол-литровую банку. Алик эту кружку обнимал ладонями (горячая?) и время от времени приникал к ней — отпить то нечто, что там у него было. И вот когда он пил, и появлялось то самое мелко звенящее дребезжание. Надо понимать — зубы брата стучали о край? Но почему?
Вариант ответа Алька получила, узрев в гостиной каменную Валерию. Риелторша чем-то напугала Алика?!
Но риелторша сидела хоть и напротив Алика, однако на таком расстоянии, что напугать брата вряд ли могла. Или она уже отсела после своего неведомого злодеяния? Или она может пугать и на расстоянии?.. Ещё странное: её волосы тоже казались недавно вымытыми и до сих пор не высохшими.
Неизвестно, что бы сделала Алька (а ей хотелось ринуться к каменной Валерии и схватить её за волосы, чтобы трясти её, вопя: «Что ты тут устроила?!»!), но её внимание привлёк новый звук. Он был тише, чем позвякивание зубов Алика о кружку, но раздавался с пола, между братом и риелторшей, так что Алька сразу расслышала его. И в диком недоумении уставилась на кота, который жадно даже не лакал, а — судя по всему — хлебал молоко из глубокого блюдечка.
С порога, где остолбенела Алька, вокруг этого блюдечка отчётливо было видно блестящую на паркете, потемневшем от старости, полоску из молочных брызг.
На появление Альки и брат, и риелторша только зыркнули разом, а потом снова уставились на пол, словно загипнотизированные видом кота, пьющего молоко. Разве что Алик продолжал пить глотками из кружки. И девушка не придумала ничего нового, кроме как поздороваться, будто она их не видела за ужином:
— Добрый вечер.
Брат только ртом дёрнул. С ним всё ясно без слов: «Что это с тобой? Ну, то есть с чего это ты здороваться вздумала?»
А риелторша мрачно взглянула и буркнула себе что-то под нос.
Алька смотрела на неё, пока не поняла, что беловолосая всё-таки откликнулась на приветствие, выговорив лишь одно слово: «Вечер!»
Оглянувшись на незакрытую дверь из коридора сюда, в гостиную, Алька снова растерялась. Закрыть? Но вот-вот обещал зайти Игорь — сказать о том, что они будут делать завтра. Не закроешь — этим неприятно будет. А сказать брату и каменной Валерии про Игоря…
Впрочем, глупости. Алька решительно захлопнула входную дверь в апартаменты. Игорь умный. Сам догадается и постучать, и открыть дверь. В конце концов, не в личные комнаты откроет, а в гостиную. А что она сама суетится — то неудивительно, если неизвестно, как себя вести с каменной Валерией. Перед риелторшей-то у Альки страх обоснованный: для неё Валерия и переходный коридор с ужастиками крепко связаны.
Снова потопталась на месте и чуть не бегом бросилась к брату.
Кот тем временем тщательно вылизал тарелочку. Затем, ничуть не сомневаясь, свалился рядом с ней так, чтобы держать в поле зрения своих благодетелей в гостиной.
Помявшись, шёпотом ли спросить у брата, или всё же быть вежливой даже в обществе риелторши, Алька негромко, но чтобы и Валерия слышала, спросила:
— Что с тобой случилось?
— На улице метёт, — шмыгнул
