Игорь Федорцов - Камень, брошенный богом

— Сеньора, смею напомнить: преступник является таковым где бы он не находился, — попытался качать права Пачеко. Его по сути в высшей степени справедливое замечание не нашло должного понимания у "панночки".

— Танкред! — кликнула она на помощь сержанта и по-дирижерски легко взмахнула ручкой. Лязганье боевого железа прозвучали увертюрой к предстоящей симфонии схватки.

— Вы должно быть плохо представляете последствия ваших действий, — воззвал альгвасил к благоразумию сеньоры через ощетинившуюся сталью шеренгу. — Укрывательство преступников, нападение на представителя императорской власти…

Я тихо попросил небеса, пусть благоразумие, не является определяющим достоинством незнакомки.

Сеньора вновь дернула пальчиками. Ведомые сержантом близнецы навалились на альгвасильских ребят. Раздались крики, ржание напуганных лошадей, звон оружия.

— Вы игнорируете интересы императора! — вопил сеньор Пачеко, уворачиваясь от ударов. Унялся настырный альгвасил только схлопотав мечом по бедру. Взбучка вразумила Пачеко и он, сыпля проклятья и угрозы ретироваться следом за своими подчиненными.

События происходили весьма динамично. Я даже не успел перемолвиться словечком с Маршалси. Улизнуть под шумок тоже не представилось возможным. Душегуб и Людоед стерегли меня пуще, чем скупой рыцарь свой сундук.

После того как с альгвасил и лектуровцы драпанули восвояси, воинственно настроенная сеньора вновь оборотилось на мне.

— Лех, мы теряем время, — убеждала она меня, словно я был стриптизер стесняющийся снять штаны. — Ты едешь со мной!

Святая инквизиция и то доброжелательней. Колесовать, сжечь, четвертовать — нормальные дела! Сеньора хотела большего.

Если и заикнусь, что не Гонзаго, она не станет слушать! — заподозрил я тщетность признаний. Сеньора аж светилась от ярости, желая заполучить графа! С другой стороны стоило ли искушать судьбу. Альгвасил отъехал недалече!

Я испытывающе посмотрел на разгневанную незнакомку, затем для полноты картины представил кравожадно-радостное лицо Пачеко. Может у бывших героев и дефицит с наличием мозгов, но не настолько же!

Утро вечера мудренее, — предостерег я себя житейской мудростью от несвоевременного чистосердечного признания.

— Раз вы настаиваете, — оставив размышления, согласился я с предложением сеньоры и повинно склонил голову.

В нетерпении зацапать Гонзаго, рассерженная пассажирка кареты сошла с подножки, уступая дорогу. От взгляда ее черных неистовых глаз мне стало ой как не хорошо. Безумно захотелось, приложившись к султыге. Но не виноградной благодатью, а с самопалом из технического спирта, хлорированной воды, с добавкой пипеточной капли ацетона. Для полноты букета!

— Возьмите у сеньора графа лошадь, — распорядилась "панночка".

Я ответил немного корявой, но любезной улыбкой.

Мне придержали коня, и я пересел из седла в комфортную мягкость пузатых диванов из розового бархата.

— Не смею задерживать! — великодушно смилостивилась "панночка" над Маршалси и бардом. — Вы вольны убираться хоть в Земли Порока.

— Они со мной, — напомнил я сеньоре и, выглядывая из кареты, что кролик из запазухи фокусника приказал. — Езжайте следом.

Такого недоброго взгляда я не удостаивался и от вопрошавших о Сучьей Норе гражданских дядь. Но то касаемо меня. Что до моих друзей, имейся под началом "панночки" рота карабинеров, она бы не раздумывая скомандовала: Пли! Но роты под рукой не было и, сеньора молчаливо согласилась на их присутствие. Подозвав сержанта, не уступавшего в объемах и наглости штабному генералу, отдала тому несколько распоряжений.

— Слушаюсь, сеньора Бона, — доложил о готовности к исполнению толстобрюхий служака и поспешил помочь "панночке" взобраться на подножку.

Опёршись на подставленную военным руку сеньора села в карету. Сержант захлопнул дверцу, и… я получил по физиономии.

— Это за твою выходку…

Пока я недоумевал, она приложилась к моей роже еще разок.

— …это за лектуровских шлюх…

Перечисления грозили продолжаться долго.

— …это…

— Какого…, — возмутился я и, перехватив очередную пощечину, выкрутил Боне руку.

— Ах ты! Ах, ты! — пуще прежнего взбеленилась сеньора. — Дрянь! Ничтожество!

Вход пошла вторая рука. На этот раз я был начеку и легко предотвратил получение очередной порции оплеух. Лишившись возможности воздействовать физически, сеньора продолжала костерить меня по всем падежам и спряжениям. Желая унять разбушевавшуюся барышню, я усилил захват её запястий. Не тут то было! Она и не подумала сдаваться, а навалившись на меня, попыталась укусить. С такой фурией я сталкивался впервые в жизни. Конечно, и раньше мне доводилось не ладить с женским полом, но до кик-боксинга не доходило. Теперь же пришлось спасаться, прибегнув к экстравагантным мерам. Увернувшись от зубок очаровательной кусаки, я сам вцепился зубами в накрахмаленный ворот ее платья, и рванул тонкую ткань. Раздался треск.

— Ты с ума сошел! — вскрикнула Бона, возмущенная варварством. — Это же уржельское кружево!

Она постаралась высвободиться из моего захвата. Спасти творение Дю Рионских кружевниц казалось ей важнее возмездия. Но карету не ко времени качнуло на ухабе и, потеряв равновесие, Бона рухнула поверх меня.

Трудно сохранить ясность ума, уткнувшись носом в декольте женского платья. Позабыв о своем самозванстве, я с превеликой охотой занялся авантюрными маневрами. Моя рука скользнула по спине сеньоры, в область, где заканчивается талия и начинается мягкая упругость ягодиц. Бона сочла такое развитие событий неприемлемым. Собравшись силами, она вырвалась из моих объятий и плюхнулась на диван, напротив.

— Гонзаго, ты грубая скотина! — задыхаясь от гнева, выпалила раскрасневшаяся сеньора в мой адрес.

Эка новость! То же говорила соседская Светка, когда хотела от меня экзотики.

Мы обменялись взглядами: испепеляющий Боны против фривольно-игривого моего.

— Твоим духам не хватает легкости, — с донжуанской заботливостью пожурил я грозную валькирию.

Качество парфюмерии на данный момент не очень волновали мою рассерженную спутницу.

— Где ты был столько времени? — усмирив свой клокочущий гнев, спросила Бона.

— Хочешь, что бы я предался воспоминаниям? — уклончиво переспросил я.

— Нет! Хочу знать, почему ты, не обмолвившись ни словом, скрылся неизвестно куда. Только не лги, что тому виной сплетни обо мне и Хедерлейне! — в её голосе звучало гораздо больше праведного негодования, чем требовалось. — Не удивлюсь если их выдумал братец твоей Валери, Альвар!