Андрей Дерендяев - Сокровища Манталы. Волшебная диадема

— Что это?.. — заикаясь, выдавила она, пытаясь обойти статую как можно дальше.

— Не что, а кто, — торжественно произнес Кхарах. — Перед тобой Асмадеус.

— Асма-кто? — стараясь прийти в себя, удивилась Оливия.

«Столько патетики в голосе… Фи… терпеть не могу змей!»

— Скоро ты с ним познакомишься, — пообещал Кхарах. — Он любимиц Захира. И всех нас.

Впервые Оливия заметила на его лице проявление чувств.

«Любитель чешуйчатых? Понятно, отчего так плохо относится к людям. Он же сбрендил…»

Ее удивило, что она не заметила статую сразу, когда только входила в дом. Но затем поняла, вновь возвращаясь внутрь и неся очередную гору коробок. Сложенные высокой пирамидой, они попросту закрывали ее собой.

В животе сильно заурчало, и она едва дождалась, когда закончила работать. К тому же опять захотелось пить. Улучив момент, пока Кхарах, удовлетворенный тем, что она перетаскала весь груз из повозки, отстал от нее, Оливия отправилась на кухню. Там вовсю готовился обед. Жарилось мясо, варилась картошка, в бездонных кастрюлях булькала и ароматно пахла густая темно-красная жидкость, рядом стояли огромные миски с салатами. В углу на маленьком столе виднелись крохотные пирожные, рассыпчатая на вид халва, белый зефир и взбитые шоколадные сливки.

У Оливии потекли слюнки. Слушая непрерывное и становящееся все более громким урчание желудка и одновременно глядя на перепуганных кухарок, она медленно напилась воды. Затем подошла к столу и долго решала, что выбрать. Хотелось попробовать все, но она решила не слишком сильно наглеть в первый день своего рабства.

— Не надо, — принялась умолять ее рыженькая девушка. — Кхарах может увидеть. Не сносить тогда тебе головы.

— Глупость какая… — отмахнулась Оливия. — Он же не знает, сколько их тут. К тому же я не ела сегодня. — Она остановила свой выбор между пирожным и зефиром и теперь решала, что предпочесть. — Я наработала на сладость.

И протянула руку к пирожному.

— Так-так-так. А я тебя предупреждал… — раздался за спиной звенящий от злости голос управляющего. — В этом доме едят только с моего разрешения. Ты еще не заработала свой кусок хлеба.

— Нужен он мне больно, — усмехнулась Оливия, усиленно жуя. — Мне пирожные больше нравятся.

Лицо Кхараха не выразило никаких эмоций. Но кухарки, не сговариваясь, в ужасе прижались к ближайшей стене, с грустью смотря на Оливию во все глаза.

— Ты пожалеешь, — прошипел управляющий и хлопнул в ладоши.

Спустя минуту на кухню вбежали двое кривоногих парней, наголо обритых и с узкими, сжимающими шею обручами. Остановившись перед Кхарахом, они склонили лысые головы, ожидая приказаний.

— В эргастул ее! — рявкнул он, и по-прежнему ни один мускул не дрогнул на его лице. — И не выпускать, пока не распоряжусь.

Кухарки побледнели так сильно, словно наказали именно их, а не Оливию. Она ободряюще улыбнулась им и пошла следом за кривоногими слугами.

Эргастул находился глубоко внизу, в темном и мрачном подвале. Чтобы добраться до него, следовало выйти из дома, обойти здание, войти в мрачный проем, закрытый решеткой и тяжелой дверью, спуститься по узкой лестнице и долго идти по сырому, несмотря на жару снаружи, коридору. Сам эргастул представлял собой крошечное помещение, лишенное окон, света и каких-либо мало-мальских удобств. Оливия, часто шалившая в приюте, неоднократно оказывалась в местном карцере. Да, в нем имелась скамейка, служившая днем стулом, а ночью кроватью, драное одеяло, несколько охапок соломы и небольшое оконце, расположенное на уровне глаз. Здесь же ничего из перечисленного не было, помещение было совершенно пустым.

«Ну и ладно, — попыталась успокоить себя Оливия. — Недолго мне тут сидеть. Марко меня вытащит. Он обещал».

С наигранно беззаботным видом попрощалась с кривоногими парнями, принявшись насвистывать веселую мелодию.

Дверь с лязгом закрылась, оставив ее в одиночестве. Ничего не видя перед собой, Оливия медленно подошла к двери — тяжелой, массивной, обшитой металлическими листами и имевшей целых четыре замка, — и ее настроение начало падать. Вскоре стало прохладно. Оливия обнаружила, что откуда-то дует очень холодный воздух. Стены, пол и потолок покрывала какая-то слизь, отчего она решила пока не садиться, оставшись стоять. К тому же внутри была кромешная темнота, абсолютная, поистине беспросветная. Сколько ни силилась, Оливия не сумела разглядеть даже свою руку, которую поднесла прямо к глазам.

Через некоторое время сделалось совсем холодно. Зябко поеживаясь, она попробовала согреться, перемещаясь по помещению, но эргастул оказался настолько крохотным, что, несколько раз больно ударившись, она посчитала за лучшее прекратить бездумно прыгать в разные стороны.

«Ничего, — подумала она, — глаза скоро привыкнут, и тогда будет чуть легче».

И тут Оливия услышала какой-то непонятный звук и поначалу обрадовалась ему: хоть какое-то разнообразие, а то тишина уже начала угнетать и сводить с ума; но почти сразу поняла, что стучат ее зубы. От холода, страха и безнадежного положения.

«Хватит! — попыталась она себя взбодрить. — Не смей раскисать».

А затем раздался писк. В первый момент — робкий, едва заметный, идущий словно из самой глубины дома, затем нарастающий, становящийся с каждой секундой все громче.

«Крысы!» — Оливия в ужасе подскочила и едва не поскользнулась на скользком, влажном полу.

Завертела во все стороны головой, но ничего не смогла разглядеть. А писк все приближался, вскоре к нему добавился едва заметный шорох. И Оливия была готова поклясться, что слышит топот маленьких когтистых лапок. Или только представила?..

И тогда она бросилась к двери и, забыв про свою гордость, заколотила в нее, умоляя выпустить отсюда.

Глава 11

Оливия увольняется из рабынь

Бах! Бах! Бах!

На мгновение прислушалась — тишина. И вновь забарабанила. Все сильней и сильней. Кулаки отчаянно заболели, кожу саднило, костяшки пальцев при каждом ударе отзывались резкой, невыносимой болью. Но Оливия не чувствовала ее. Позади продолжали пищать мерзкие мохнатые зверьки с длинными голыми хвостами.

Представив, что крысы совсем рядом, может, уже возле ног, и вскоре коснутся ее своими холодными лапками, она истошно завопила. От собственного крика заложило уши и закружилась голова. Или опять только показалось? В кромешной тьме ничего нельзя было понять. Писк неожиданно прекратился, и Оливию окутала тишина…

Ощущение дикого, пробирающего до костей холода внезапно выдернуло ее, и она поняла, что лежит на полу. А по телу и ногам кто-то ползает, больно царапая кожу.