Стивен Эриксон - Дом Цепей (litres)

Карса вновь принялся тянуть железный прут.

Его прервали голоса наверху, затем послышались шаги — дюжина или даже больше пар босых ног и позвякивание цепей по дощатому полу склада.

Карса вновь прислонился к стенке ямы.

Крышка люка поднялась. Впереди ребёнок с фонарём, за ним — суниды, в одних лишь коротких, груботканых набедренных повязках. Теблоры медленно спускались по лестнице, все они были прикованы за лодыжку к одной длинной цепи. Нижеземец с фонарём прошёл по мостку между двумя траншеями. Суниды — всего одиннадцать, шесть мужчин и пять женщин — последовали за ним.

Все они низко опустили головы, никто не решился ответить на твёрдый, холодный взгляд Карсы.

По знаку ребёнка, который остановился в четырёх длинных шагах от Карсы, суниды развернулись и соскользнули по стенке в свою яму. Появились ещё трое нижеземцев и тоже спрыгнули вниз, чтобы приковать рабов к бревну за другую лодыжку. Суниды не сопротивлялись.

В следующий миг нижеземцы уже вновь выбрались на мосток и направились обратно к лестнице. Крышка люка скрипнула петлями и захлопнулась с раскатистым стуком, от которого в полумраке посыпалась пыль с досок над головой.

— Выходит, всё правда. Это урид, — прошептал чей-то голос.

Карса презрительно ухмыльнулся:

— Это был голос теблора? Нет, быть не может. Теблоры не стали бы рабами. Теблоры бы скорее умерли, чем встали на колени перед нижеземцем.

— Урид… в цепях. Как и все мы…

— Как суниды? Которые подпустили вонючих детей к себе и позволили надеть кандалы на ноги? Нет. Я — пленник, но никакие оковы надолго меня не удержат. Сунидам нужно напомнить, что́ значит быть теблором.

Со стороны сунидов послышался новый голос, женский:

— Мы видели мертвецов, которых выложили рядком у лагеря охотников. Видели повозки, набитые мёртвыми малазанцами. Горожане выли. Но говорят, что вас было всего трое…

— Двое, не трое. Наш спутник, Дэлум Торд, был ранен в голову, дух его ушёл далеко. Он бежал с псами. Будь его мысли ясны, а кровный меч — в руках…

Внезапно со стороны сунидов зазвучал многоголосый шёпот, с трепетом повторяли они слова «кровный меч».

Карса нахмурился:

— Что за безумие? Неужто суниды позабыли все старые обычаи теблоров?

Женщина вздохнула:

— Позабыли? Да, давным-давно. Наши дети сбегали по ночам, уходили на юг, жадные до треклятых нижеземских монет — это такие металлические кругляшки, вокруг которых здесь, похоже, вертится всё и вся. Наших детей использовали, жестоко, — некоторые даже возвращались в долины, становились разведчиками для охотников. Тайные рощи кровь-дерева сожгли, наших коней перебили. Предательство собственных детей, урид, вот что́ сломило сунидов.

— Ваших детей следовало выследить и убить, — сказал Карса. — Сердца ваших воинов размякли. Предательство рассекает кровные узы. Эти дети перестали быть сунидами. Я убью их за вас.

— Трудно тебе будет их найти, урид. Они ведь рассеялись по нижним землям, многие погибли, многие продались в рабство, чтобы расплатиться с долгами. А некоторые ушли далеко — в великие города Натилога и Генабариса. Нашего племени больше нет.

Мужчина-сунид, который заговорил первым, добавил:

— К тому же, урид, ты закован в цепи. Стал собственностью мастера Сильгара, от которого ни один раб ещё не сбежал. Никого ты уже никогда не убьёшь. Как и нас, тебя заставят встать на колени. Слова твои — пустые.

Карса вновь упёрся ногами в бревно. Взялся за цепи, на этот раз намотал их на запястья несколько раз.

А затем откинулся назад. Взбугрились мускулы, ноги налегли на бревно, спина выпрямилась. Скрежет, хруст и внезапно — громкий треск.

Под звон цепей Карса отлетел назад, к глинистой стенке ямы. Смаргивая пот со лба, он уставился на бревно.

Оно раскололось по всей длине.

С дальнего конца послышался тихий шелест, позвякивание освободившихся цепей.

— Худ меня подери! — присвистнул Торвальд. — А ты плохо переносишь оскорбления, да, Карса Орлонг?

Руки и ноги Карсы по-прежнему были прикованы к железным прутам, хотя те уже и не были закреплены в бревне. Воин распутал цепи, обмотавшиеся вокруг его истерзанных, кровоточащих предплечий, затем поднял один из штырей. Приложив одну из ножных цепей к бревну, вогнал тонкий конец в одно звено и принялся проворачивать обеими руками.

— Что случилось? — спросил кто-то из сунидов. — Что это было за звук?

— Урид хребет себе сломал, — процедил прежний теблор.

Торвальд холодно рассмеялся:

— Боюсь, сегодня Господин тебя тащит, Ганал.

— О чём ты, Ном?

Звено лопнуло, пролетело вдоль канавы и глухо врезалось в глинистую стенку.

Карса протащил цепь сквозь ушко на кандалах и освободил ноги. И сразу же принялся за оковы на запястьях.

Ещё одно звено лопнуло. Предводитель освободил руки.

— Да что происходит?

Третий звонкий треск — Карса оторвал цепь от железного штыря — не повреждённого, с острым, зазубренным концом. Затем выбрался из траншеи.

— Где этот Ганал? — прорычал он.

Все суниды в соседней канаве, кроме одного, отшатнулись при этих словах.

— Я — Ганал, — проговорил неподвижный теблор. — Видно, хребет всё же выдержал. Что ж, воин, убей меня за мои слова и сомнения.

— Хорошо.

Карса сделал шаг по мостку, занёс железный штырь.

— Если убьёшь его, — быстро заговорил Торвальд, — остальные, скорее всего, поднимут крик.

Карса замер. Ганал улыбнулся ему:

— Если пощадишь меня, тревоги не будет, урид. Сейчас ночь, до рассвета ещё колокол или даже больше. Успеешь сбежать…

— А за молчание всех вас накажут, — произнёс Карса.

— Нет. Мы все спали.

Вновь заговорила женщина:

— Приведи уридов — всех, сколько есть. Когда перебьёте всех людей в этом городе, свершите суд над нами, сунидами, по своему праву.

Карса заколебался, затем кивнул:

— Ганал, я сохраню ещё краткий срок твоей жалкой жизни. Но я вернусь, и я тебя не забуду.

— В этом не сомневаюсь, урид, — ответил Ганал. — Уже — не сомневаюсь.

— Карса, — снова вклинился Торвальд. — Я, конечно, нижеземец и всё такое…

— Я освобожу тебя, ребёнок, — ответил урид, отвернувшись от канавы с сунидами. — Ты проявил отвагу. — Карса соскользнул по глинистой стенке к тому месту, где сидел человек. — Ты слишком худой, чтобы идти, — заметил теблор. — Не сможешь бежать. Мне всё равно освободить тебя?

— Худой? Да я едва ли полстоуна[1] сбросил, Карса Орлонг. Ещё как побегу.

— Прежде ты казался очень слабым…