Предзимье. Осень+зима - Татьяна Лаас
Оживить поля вдоль железной дороги Тая и не надеялась — там слишком долго травили креозотом и мазутом землю. Там не дождаться отклика, хоть всю кровь себе пусти. Там пусть Метелица ловит «колыбельщика», а вот пустырь можно было попытаться оживить и подчинить себе. Хорошо, что поля вдоль новой дороги и за каплю Таиной крови готовы были отдаться — лишь останься, только вновь стань их хозяйкой. Полям и танца хватит, только Тая не была уверена, что сможет после танца унести ноги. Жаль, что попросить подстраховать некого — Метелица будет против. Значит, она попытается справиться сама, и для начала надо заняться пустырем. Тая принялась обходить его по кругу, везде щедро орошая своей кровью. Земля сонно шевелилась под Таей, снова вспоминая, как это жить и дышать. Даже запах над пустырем изменился — вместо мазута, копоти и ржавого железа густо запахло свежестью и влагой.
Лес обиженно гудел, чувствуя её кровь. Шумела, оживая, трава. Звенел птичьими голосами купол неба, ему с земли вторили дикие кузнечики, солнце жарило, словно вернулось лето. В высокой, выше Таиного роста траве что-то задумчиво шуршало — Тая знала, что тут не водятся змеи, да и не слышно их, когда они ползут, так что скорее всего это были бездомные коты или собаки. Тая их не боялась, только чужой, липкий взгляд в спину, от чего чесалось между лопатками, то и дело заставлял оборачиваться, чтобы… Чтобы ничего не найти. Земля молчала, не выдавая тайну наблюдателя. Может, это только Таины страхи. Ей надо подойти к краю пустыря. К тому, где растет лес. Разлапистые ели замерли, собираясь с силами. Солнце в испуге скрылось за шальной тучкой.
Тая подошла, насколько хватило её храбрости, к лесу. Они смотрели друг на друга, как враги. Черный еловый лес и Тая. Прошло тринадцать лет, а он все еще ждал её, все еще помнил, что она сбежала. Он ждал её малейшей ошибки. С пальцев Таи полетел снег, и лес радостно зашумел, приветствуя её. Тая заставила себя успокоиться — она не обязана умирать в угоду так и не найденным убийцам. Следствие тогда никого не нашло.
Её не интересуют бриллианты, которые она может получить. Жизнь важнее.
Земля под Таей молчала — она спала, не разбуженная тут кровью луговушки.
Надо на что-то решаться, пока порез еще кровит — Тая, как любой простой человек, боялась ненужной боли.
Надо взять и капнуть крови — поле откликнется ей, а лес далеко — он не дотянется.
Надо в это верить.
Птицы смокли.
Небо посерело.
Кузнечики забились в щели мироздания, а между лопатками зачесалось до одурения от чужого взгляда.
Надо! Ради жизни магмодов. Ради Метелицы — ему нужна помощь. Ради неизвестного лиса. Ради Орлова, где-то потерявшегося тут. Вдруг именно эта капля крови поможет его найти? Да, Тая помнила: его не ждут дома, если тот сон о нем, конечно, но Вероника — не единственная женщина на свете, лучше жить одному, чем с такой вот женой.
Тая взяла нож и его кончиком провела по подушечке безымянного пальца. Густо запахло пылью и солью. В траве снова что-то зашуршало. Тая надавила на палец, пуская кровь, и тут поднялся мертвый ветер. Он подхватил рдяные капли и понес их прочь, к лесу. Тая рванула в траву за каплями, но уже не успевала — тень леса хищно рванула на поле, несясь над травой, и… налетела на спину Зимовского, тут же разбиваясь с гневным клекотом в небесах.
Капли крови осели на траве, на одежде Зимовского и его коже. Тая, как те капли, не успела затормозить и тоже влетела в мужчину. Он успел поймать её и прижать к себе. Зимовский громко втянул в себя воздух, и Тая подалась назад, только её не пустили — так и удерживали в кольце рук.
— Вы сменили духи, Таисия Саввовна? — внезапно спросил Зимовский. Он странно, тяжело дышал, словно бежал откуда-то.
— Что? — Тая сильнее дернулась, и Зимовский её все же отпустил — заметил нож в руке. — Вас это не касается.
Тая спрятала нож и окровавленные руки за спиной.
Зимовский привычно исподлобья рассматривал её. Сейчас Тая даже поверила, что у его может быть порок сердца — не заметить синюшность носогубного треугольника, ладоней и фирменных оттопыренных ушей было сложно. Акроцианоз, однако. И одышка. Явно одышка — дышал он по-прежнему тяжело и громко. Раздражающе — так и хотелось подключить его к кислороду. Одежда Зимовского была растрепана, словно он одевался в спешке: расстёгнутый ворот рубашки, пропыленные, с налипшими репьями черные джинсы, отсутствующие носки, а ведь обут в ботинки. Такого Зимовского Тая видела впервые.
— Вы пахнете… иначе. И не смотрите так на меня… Сегодня меня на подвиги больше не тянет… Мне утра хватило. С такой подругой, как Дарья Аристарховна, враги не нужны.
Тая с трудом проглотила ругательства — он еще и принюхивается к ней! Или он просто издевается? Знает же, что она сегодня ночевала у Метелицы и пользовалась его мылом и шампунем. Он видел её на крыльце с мокрыми волосами.
— Илья Андреевич, вы забываетесь!
— Простите, я же говорил: вы на меня странно действуете… — Слова с трудом вырывались из него. — Ладно, это мои проблемы, а не ваши.
— Вы следите за мной?
Интересно, и когда он успевает ходить на службу? Или он про нее забыл в охоте на Таю? Одержимый какой-то.
Зимовский словно догадался, о чем она думает — он криво улыбнулся:
— Не смотрите на меня так ужасно… Таисия Саввовна, я тут по делам.
— И как вы меня находите все время? — не удержалась она.
— По запаху… — признался Зимовский, словно она действительно чем-то воняла. Не кровь же он чуял? Он же не оборотень. Или?.. Чума, о Зимовском и его способностях Тая ничего не знала. Он поймал её обиженный взгляд и поправился: — на вас снова городовые жалуются.
Тая внимательно осмотрелась:
— И где же они?
Он тоже огляделся, нигде не задерживая свой взгляд. Земля молчала — значит, прячется полиция не на самом пустыре, а на крышах цехов или в лесу. Сейчас даже лес затих, не подсказывая ничего.
— Полагаю, они хорошо замаскировались, раз вы их не нашли. — Зимовский в упор посмотрел на Таю: — руку дайте, пожалуйста!
Тая безропотно протянула правую руку.
Зимовский снова скривился:
— Левую. Ту, которой вы щедро тут размахивали…
Тая протягивать левую ладонь отказалась, только опустила её вниз. Кровь капала на землю, тут же жадно впитываясь травой. Поле медленно оживало,