Пособие по выживанию для оборотней - Светлана Гусева
Если это было на самом деле… если это все, что наполняет его сущность в ночь полнолуния, то стоило ли жить дальше?
— Живо руки мыть и за мной на первый! — скомандовал доктор Герман, едва заметив выходившего из лифта Туомаса.
Скоро они уже спускались по лестнице — доктор в спешке перепрыгивал через две ступеньки, стетоскоп маятником болтался на его шее. Туомас с трудом поспевал за ним, чертыхаясь при каждом шаге.
— Что… случилось?.. — кое-как выговорил он, пока они приближались по длинному коридору к реанимации.
— Скорая только что привезла. Шить придется много. Давай, помогай им. Быстрее!
Доктор толкнул Туомаса в сторону дверей, выходивших на специальный пандус для машин скорой помощи. Одна как раз стояла с раскрытыми створками, и две хрупкие фельдшерицы пытались вытащить большие носилки. Даже с такого расстояния Туомас заметил, что форма у обеих залита кровью.
— Разрешите! — он успел убедиться, каким магическим эффектом обладала эта простая просьба, если говоривший не ждал ответа и сразу начинал действовать.
Женщины расступились, Туомас ухватился за нижний край носилок и без труда вытащил их одним движением — колесики опустились уже в воздухе. В этот момент подоспел и доктор Герман, а Туомас, пропуская его, поднял глаза на пациента.
И тут же отвернулся. На каталке, надежно зафиксированный ремнями, лежал подросток, совсем мальчишка — худенький и бледный, словно лист бумаги. Глаза у него были закрыты, и сквозь кожу на веках просвечивали синие ручейки капилляров. В спутанных русых волосах мелькала запекшаяся кровь, но это было еще не самое страшное.
Даже несмотря на простыню, закрывавшую большую часть тела, он видел, что на мальчике не осталось живого места.
— Что у нас? — привычный глубокий голос доктора Германа вывел его из ступора.
— Множественные рваные раны по всему телу, гематома в височной области, пульс нитевидный, нарушение дыхания. Перелом малой берцовой, три ребра сдавлены. Сатурация[19] семьдесят и падает. Мы уже влили полтора литра физраствора, реакция зрачков слабая, сознание спутанное.
— В третью операционную, живо, живо!
Таким Туомас доктора еще не видел. Исчезли малейшие намеки на степенность и плавность движений, исчезли раздражительность и пренебрежение. Он двигался выверенно и четко, стремительно толкая каталку вместе с Туомасом, успевая прощупывать пульс на шее мальчика и регулировать подачу физраствора из болтавшейся над ним капельницы. Через несколько минут каталка на полной скорости въехала в операционную, и двери захлопнулись у Туомаса перед носом.
Дальше ему было нельзя.
Туомас понимал, что должен вернуться обратно в отделение, но не мог. Он все думал о бедном ребенке, в котором, казалось, не осталось и капли крови. Он пытался представить, что могло с ним случиться, — падение с высоты? Попал под поезд или машину? Туомас вышагивал по коридору сначала в один конец, потом в другой, не в силах успокоиться.
«А если он не выживет?»
На третью неделю работы он все еще мало что понимал в обилии медицинских терминов, но кое-что в речи фельдшеров было ясно даже ему. Чрезвычайно низкая сатурация. Переломы и рваные раны.
«Пожалуйста, только держись!»
Туомас давно не молился никаким богам, но сейчас ему как никогда хотелось снова поверить в чудо. Верующим всегда проще — они видят во всем волю неподвластного им высшего разума, который одновременно предстает любящим и всепрощающим. Однажды такой вот «бог» пошевелил пальцем, и маленький Туомас в одночасье лишился обоих родителей. С тех пор их с богом дороги разошлись навсегда.
Сколько прошло времени, Туомас не знал, но, когда в дверях операционной показался доктор Герман, устало вытирая руки полотенцем, его охватил стыд. За это время он мог помочь многим наверху, а вместо этого предпочел в очередной раз обвинять несуществующие силы в несправедливости.
— Жить будет, — хмуро кивнул ему Герман Николаевич. — Крови много потерял, но выкарабкается. Дело молодое. Словно на части его кто-то рвал. К нам в интенсивную переведу…
Он смерил Туомаса внимательным взглядом:
— Проведать хочешь?
Туомас кивнул. Доктор Герман накинул ему поверх халата еще один и заставил надеть одноразовую шапочку, перчатки и маску, после чего сделал знак рукой — мол, только быстро.
Неловко переступая по полу, забросанному тампонами и окровавленными салфетками, он прошел в операционную. Мальчик выглядел все таким же бледным. Размеренно и гулко дышал аппарат искусственной вентиляции.
Сам доктор пошел мыть руки, оставив их в палате одних. Туомас осторожно коснулся рукой в перчатке хрупких, неестественно длинных пальцев с обкусанными ногтями — и невольно улыбнулся. Хорошо после полнолуния поучаствовать в спасении чьей-то жизни.
После полнолуния?
Мысль поразила его. Туомас отшатнулся от койки и едва не упал, налетев на хирургический столик. Множественные раны, переломы…
«Словно на части его кто-то рвал», — мельком пронеслись слова Германа Николаевича.
Туомас вгляделся в безмятежное лицо ребенка и только сейчас заметил, что еще недавно глубокие царапины на лбу и шее уже превратились в тоненькие ниточки шрамов. Ему самому, ставшему оборотнем за два года до тридцатилетия, грядущая жизнь виделась бесконечной чередой пряток и переездов, однообразными буднями, заполненными ложью и одиночеством. Еще немного вольготной жизни в Питере, и придется уезжать — может быть, в Сибирь, как и планировал, может быть, дальше. На Земле еще остались уголки, куда люди по доброй воле не суются. Однажды он кончит, как и Найджел, от пули полицейского или охотника. Туомас и врагу не пожелал бы подобной судьбы, что уж говорить о ребенке.
Рука сама собой потянулась к аппарату искусственной вентиляции. Туомас понятия не имел, как он работает, но на задней панели аппарата находился тумблер включения — этого должно быть достаточно.
Конечно, после этого его точно ждет побег: он уже не останется ни в больнице, ни даже в городе. Он не может позволить себе роскоши попасть в тюрьму, только не сегодня, когда впереди еще две Луны. Придется снова бежать — возможно, пожертвовав вещами, оставшимися в квартире у Майи. Ему придется пешком переходить границу, если полицейские сработают оперативно, — но этого Туомас не боялся, как не боялся и того, что псы пограничников могут взять его след. Ему нужно совсем немного времени…
Пальцы легли на гладкую пластиковую кнопку. Надо успеть выключить и мониторы — их было сразу два, и на каждом ровно билось маленькое красное сердечко, отсчитывая пульс.
— Ах ты, бессердечный ублюдок!
Туомас не заметил, как доктор Герман оказался у него за спиной. Не успел он повернуться, как сильный удар в плечо заставил его пошатнуться. Туомас отступил на шаг и
