Формула власти. Новая эпоха - Анастасия Поклад
Тенька закончил любоваться небом и вернулся в шатер. Но едва он откинул полу, переступая черту, за которой были выстелены толстые мягкие ковры, как что-то тяжелое обрушилось ему на голову, вырубив свет, звук и мысли о техническом прогрессе.
Вед очнулся, лежа связанным на все тех же коврах. Глаза закрывала плотная черная ткань, во рту чувствовалась какая-то тряпка. По шатру, шепотом переговариваясь, ходили люди, судя по голосам — не меньше трех.
— Не шуми!..
— Где он прячет эти записи?..
— Давай, прочитай еще вот здесь…
— …Смерчевы закорючки! Я не понимаю, на каком это языке!..
«А, нет, не трое, а четверо, — подумал Тенька. — Или вообще пятеро: кто-то в дальнем углу роется и молчит. Говорят по-принамкски, ступают тяжело, значит, люди. Наверное, лазутчики из Ордена. Но чего они пытаются у меня найти? Здорово, если найдут записи о семантопотоках кучного вектора, я их уже неделю ищу…»
— Ищи, или нам придется тащить его с собой…
— …Верно, лучше здесь кончать.
«Меня кончать? — догадался Тенька. — Это плохо. Значит, они не похитители, а убийцы. Вернее, хотят похитить не меня, а мои бумаги. А зачем им мои бумаги, если они в них ни крокозябры не понимают и сами не умеют колдовать?»
— Кажется, вот здесь… Схемы какие-то, пружины, колеса…
«Надо же! — обрадовался Тенька. — Все-таки нашли про семантопотоки! Вот молодцы, что бы я без них делал!»
— Ты уверен, что здесь написано о взрывчатке?
— Не знаю… Но ничего более понятного тут нет. Разве что записи о хозяйственных тратах обды, но вряд ли на их оборотной стороне будет что-то важное.
Тенька не удержался от еле слышного хмыканья. Вот неучи! Сами не знают, чего ищут и как оно выглядит.
— Ты следи, чтобы он не очухался, — напомнил один из непрошенных гостей.
— Да пусть очухивается, — Теньку тронули ногой. — Связано крепко, во рту кляп, на глазах повязка — веревки он не разглядит. А если колдун чего-то не видит, то и заколдовать не может. Проверено! Сколько колдунов мы так переловили…
«Дилетанты, — подумал Тенька, стараясь сосредоточиться, несмотря на кляп, затекшее тело и боль в ушибленной голове. — Видеть надо, чтобы понять, какое вещество перед тобой. А если наизусть знаешь, из чего в Принамкском крае вьют веревки, то хоть вы вовсе глаза зашейте…»
Веревки медленно, но верно сыпались голубоватым прахом.
— Ну что, — спросил тем временем до сих пор молчавший пятый, — нашли нужное? Не надо его допрашивать?
— Я бы для верности спросил, — с сомнением заметил тот, кто пытался читать бумаги. — Не ошибиться бы.
— Здесь или в лесок оттащим?
— Дело ваше, господа. Мне все равно, где с ножом играться…
«Точно орденцы», — понял Тенька.
Кто-то тронул его носком сапога за щеку, вынуждая повернуть голову.
— Подумать только, из-за какого-то сопливого мальчишки столько шума…
— А ты слышал, что этот мальчишка вытворил под Фирондо?
— Слухи, — презрительно бросил кто-то. — Врут.
— Наше дело — выполнить приказ. А со слухами пусть начальство разбирается.
Даже на вторжение в свой шатер, битье по голове и намерение «кончать» Тенька не обиделся так, как на «сопливого мальчишку».
«Под Фирондо, говорите? Ух, и будет вам сейчас Фирондо!»
Когда долго изучаешь природу молний, то начинаешь понимать, что они повсюду. Не только за порогом грозового неба, но и в шерстяном одеяле, которым накрываешься каждую ночь. Таинственная искристая сила молний притаилась между мягкими коврами, устилающими пол шатра, она в шагах, осыпающихся веревках, в трении голосов о воздух, в ударах сердца.
Молнии текут по жилам вместе с кровью, легким покалыванием проступают на коже, собираются в ложбинках ключиц и на кончиках пальцев. Это больше, чем молнии. Это — сама жизнь.
Один из лазутчиков хотел приподнять Теньку за шиворот, коснулся — и тут же с громким криком отскочил.
— Об тучу стукнулся?! — яростный шепот.
— Он чем-то обжег меня! — потрясенно.
— Кончай…
Тенька перекатился по полу, одновременно вскакивая, сдирая с глаз повязку и выплевывая кляп. Орденцев действительно было пятеро: все в черном, быстрые и проворные, у одного в руках поблескивает длинный нож. Тенька прищурился — и молнии ливнем хлынули с потолка…
…Шатер еще дымился, когда из него выносили тела. Часовые стояли хмурые, пристыженные. Пятерых лазутчиков проворонили! А если бы они завалились к обде, которая метать молнии не умеет?
— Ты думаешь, выживут? — спросил Гера, глядя на обгорелые волосы орденцев и темные сосудистые сеточки вокруг глаз.
— Я старался только оглушить, — в который раз заверил Тенька, потирая очередную шишку. За пазухой у веда гордо топорщился спасенный из огня трактат о семантопотоках.
Гера устало потер переносицу и предрек:
— Клима будет рада допросить их.
— Еще бы, — согласился вед и хлопнул друга по плечу. — Сегодня я ночую у тебя. А то там, — он кивнул на свой шатер, — так интересненько вышло, что все ковры погорели. Дымища! И крокозябра не выдержит!
Гера только тяжело вздохнул. Это Теньке всех забот — найти себе новое место для ночлега. А Гере требовалось удвоить караулы, еще раз хорошенько отчитать проштрафившихся, доложиться Климе, которая, как ни крути, устроит разнос уже ему. Потом вызовет к себе командира разведки, они втроем начнут придумывать новую систему охраны лагеря, чтобы даже мышь не прошмыгнула, наверняка засидятся до утра. Утром — новый переход на юг, весь день в седле. А если еще и на заставу орденцев наткнутся, как в прошлый раз…
Гера глянул на Теньку, раздумывая, не позвать ли и его к Климе на разнос. И понял, что колдун тут же предложит собственный вариант решения проблемы: огородить своей любимой сигнализацией весь лагерь и все шатры в нем. А Клима еще, чего доброго, согласится. Она питает слабость к авантюрным решениям.
«Нет, — подумал Гера. — Лучше мы по старинке, без технического прогресса. Хотя бы до тех пор, пока Тенька не научит свою сигнализацию отличать чужаков».
Прочие колдуны после ночного происшествия не только не зауважали коллегу, но и прониклись совершенно неприкрытой завистью. Причем, даже непонятно, чему они завидовали больше: тому, что «недоучка» один с завязанными глазами сумел отбиться от пяти вооруженных убийц или тому, что убийц заслали именно к нему, невежливо проигнорировав шатры прославленных и заслуженных коллег.
* * *
Караулы были усилены, система охраны — улучшена. Дни шли за днями, августовский зной уступал место легкому сентябрьскому холодку. На горизонте, если подняться повыше на доске, уже можно было разглядеть кирпичные стены Кивитэ, а вдалеке
