Ормхеймский Бастард (СИ) - Ольга Ружникова
А вот прав ли Евгений и насколько, узнаем скоро. Весьма. Все-таки Борис Предатель был Стратегом империи, а он сам не воевал ни дня. Разве что на ратной доске. И в переворотах. В одном-единственном.
Мятежники не окопались в захваченной Сантэе, не свернули в родной Эвитан новоявленного Тенмарского маршала. Или в родной Бьёрнланд его союзников.
Но неужели Анри Тенмар — идиот? Иначе почему, оставив без боя ослабевшую Квирину, кидается на более сильного врага? Не Роман ведь.
А если всё же не идиот, то… может, пропустить эвитанского герцога-гладиатора-мятежника-маршала и кто он там еще? Кого бы ни собрался тогда спасать Анри Тенмар — любовницу, законного короля Грегори Ильдани или обоих, — скатертью дорога. Даже настоящий Грегори лучше всего прочего Сезарингского выводка.
И даже Виктор Вальданэ предпочтительнее, хоть и не слишком умен. И потом… еще не хватало в политике руководствоваться банальной и пошлой ревностью. Всё равно, что вместо ходов отлупить противника ратной доской и объявить себя победителем.
Да даже если «маршал» Тенмар усадит на престол пресловутую любовницу — тоже ведь принцесса, не хуже Эрика, — значит, ноту протеста прочтет Прекрасная Кармэн Ларнуа.
И она же возместит ущерб и вернет невезучих послов — если еще живы. А Мидантия признает ее законность и вернет дипломатические отношения с Эвитаном.
Союзники сейчас нужны как воздух. Но не идиоты и не змеи.
Глава 5
Глава пятая.
Начало Месяца Сердца Осени.
Южная Квирина. — Мидантия, Гелиополис.
1
Очередной император в Мидантии сменился очень удачно. Потому что от Бориса Предателя и Мидантийского Скорпиона Иннокентий мог ждать только неминуемую смерть. И не обязательно — быструю.
Неужели мудрый Творец решил лично прийти на помощь? Вот только к кому? Уж точно он не стал бы менять в стране правителя ради одного-единственного, не слишком верующего кардинала совсем другой страны? Да к тому же — бывшего.
Теперь в оставленной позади Квирине правящую власть крепко взяли леонардиты. И как бы ни возродили замшелую инквизицию. Ни извлекли из очередного погреба, ни отряхнули сытую моль…
Квирина ничего не делает наполовину. Молятся — крепкий лоб разобьют. И себе, и всем, кто под резвую руку подвернется. И разобьют уже точно — чем потяжелее.
— Это совершенно меняет дело, — порадовал Иннокентий Анри Тенмара. А заодно и Олафа — бывшего Красавчика.
За тонкими стенами завывает дикий степной ветер. А судя по набрякшим еще вечером свинцовым тучам — вот-вот хлынет проливной дождь. Осенний — столь странный для Юга Квирины. Будто сонное небо запоздало оплакивает собственную страну. И тысячи давно погибших людей.
А судьбы других — вовремя выведенных тысяч решает сейчас горстка людей в тонкой, продуваемой всеми ветрами палатке.
— Да, — усмехнулся главнокомандующий. — Про Бориса мы точно знали, что самодур и деспот. Евгений — темная лошадка.
— Темная. Даже когда я еще не был кардиналом и вообще не планировал церковную карьеру, уже многие не понимали, о чём думает этот принц. Его начинали побаиваться уже тогда. Хоть он и был всего лишь племянником императора, без шансов на Пурпурный престол.
Странный мальчишка — с самого раннего детства. Впрочем, в императорской семье такое — не редкость. Редкость там — нормальные люди. И долго они не живут.
— Начать с того, что он сверг родного папашу, — оскалился Олаф. — Хорошее начало правления. Напомните, в какой еще стране сын получал отцовскую власть таким образом?
Там же, где и дядя — после вполне живого племянника.
— В Эвитане. Точнее, в Словеоне. И не так уж давно. Про Всеслава Словеонского ходили весьма двусмысленные слухи.
— Слухи, — Олаф окунул в дешевое вино сухарь — размочить. — А тут известно доподлинно. Этот Евгений ничего и не скрывает. Хороши в Мидантии наследнички.
— Отцы бывают всякие, — заметил Анри.
Полководца им тоже не мешало бы подкормить. И подпоить. Тенмар в последнее время чем дальше, тем больше вызывает ощущение, что и не ест, и не спит. И если второе ему некогда, то первым пора заняться. Армия покамест не голодает. Торговые склады позавчера подвернулись под руки очень кстати. Бросить их квиринцы как раз еще успели, а вот ограбить самим — нет.
— Угу, — Красавчик откусил сразу полсухаря. И как белоснежные зубы не сломал? Размок-то лишь самый кончик. — В Квирине — Аврелиан. В Эвитане — Карл с Гуго, да и Фредерик хорош был. В той же Мидантии Иоанна Кантизина еще никто не переплюнул. У нас монархи — один другого чище. Но самая паршивая родня — оказывается, у этого Евгения. Очень удобно.
Тесная палатка, старая карта, по-братски склоненные лица. Дешевое разбавленное вино. И по сухарю на брата.
— Я сам предпочел бы на престоле Константина, — Иннокентий оставил лишь чуть пригубленный кубок. — Тот был мягче, добрее, открытее, искреннее. Евгений — слишком закрыт и молчалив. Но лучше он, чем Борис Предатель. Потому что для нас всех имеет значение не только император, но и его окружение. А, судя по новостям, ядовитый Мидантийский Скорпион недавно скончался. Зато Барс Октавиан вернул себе прежнее влияние.
Внезапный резкий порыв дернул мятый полог палатки. Едва не сорвал ее прочь. И забарабанили по стенкам крупные капли. Небо наконец разрыдалось.
Ладно хоть всё еще снаружи.
— Нам-то что с того? — фыркнул Олаф. — Скорпион был союзником Эвитана, Барс — нашего Бьёрнланда. Но мы-то тут кто? Ни то, ни сё, ни Эвитан, ни Бьёрнланд. Мятежники-наемники с квиринскими легионами на хвосте.
— Дело не в том, кто чей союзник. Я уже упомянул, что не родился кардиналом. Когда-то Скорпион уничтожил мою семью… и меня. Октавиан Мидантийский Барс — мой друг. Личный друг. Как и его жена Гизела — с ней вместе мы выросли. Только благодаря им двоим я и выжил одиннадцать лет назад. А полководец Октавиан приедет на переговоры с нами лично.
2
Кем теперь Алана считать в ядовитой Мидантии — сказать трудно. То ли пленник, то ли заложник. Но свобода уж точно позади. Дураку понятно, что за ним следят. И что змея с два Эдингему позволят связаться с умным и влиятельным монсеньором Ревинтером.
Огромных усилий стоит каждое утро вставать. Тренироваться, завтракать, одеваться. Плестись на службу. С каменным лицом.
И ловить на себе взгляды всех, кто видит в тебе покойника с отсроченной датой казни. Не здесь убьют, так в Эвитане. Не Евгений, так собственный монсеньор.
Десятки взглядов — жалостливые, злорадные, презрительные. Гремучая смесь всего сразу. Обычно в спину.
