Джон Уитборн - Рим, папы и призраки
— Конец детства, — проговорил уэльский фемист. Он стоял на краю беседки, не отводя глаз от игравших внизу детей Солово, которые и спровоцировали эти слова. — Когда тебе показывают часть Книги, пути назад уже не остается. Этим был отмечен новый этап в вашей карьере. Вы стали «нашим» в новом и более глубоком смысле.
— Докуда мог я проследить свои собственные шаги? — спросил адмирал. Мне открывался единственный путь вперед.
Фемист кивнул, одобряя подобную проницательность.
— Как обычно, конкурировали два суждения, — сказал он, повернувшись спиной к Солово. — Когда кончается наша вера в одного из иллюминатов, все устраивается достаточно цинично и жестоко.
— Могу себе представить, — ответил адмирал Солово. — Приходится убирать не только его или ее, но и тех, с кем они могли откровенничать, а потом еще и всех тех, с кем судачили эти.
— Да, — согласился фемист, — да. Мы терпеть не можем столь крупномасштабных и заметных мероприятий. К счастью, это бывает необходимо лишь изредка. В последний раз мы истребили целый город. Пришлось во всем обвинить мор.
— И конечно же, евреев или прокаженных, которые «вызвали» его.
Уэльсец хихикнул.
— Да. Подобные соображения всегда находят внимательных слушателей, особенно в Германии. Стоит слепить какую-нибудь чушь из гноя и паутины, приклеить к церковной скамье младенческим жиром — и буря готова. Суеверие — великий союзник.
Адмирал не мог возразить, но и одобрения от него не ждали.
— Лишь отважный или безрассудный человек, — сказал он резким голосом, покушается на верования людей.
Фемист круто повернулся, чтобы обратиться к Солово; его бледное лицо украсила самодовольная улыбка.
— Совершенно верно! Вот потому-то мы выбрали вас, чтобы воплотить нашу волю в миф.
Год 1499. ВЕЛИКИЕ ОЖИДАНИЯ: я спасаю династию, вмешиваюсь в национальную политику и позирую для портрета
…За последние две недели король настолько постарел, что кажется на двадцать лет старше.
Из донесения епископа де Авала, испанского посла в Шотландии, о ситуации в Англии, 1499 год
— Эй, каменная рожа! Ты чего тут расселся?
Адмирал Солово обратил ледяной взгляд к пышноволосому грузчику.
— Держись, приятель, может, еще ничего и не случится, — сказал другой.
Для Солово «ничего» уже произошло. Его отправили на дикий Север, лишив солнца, книг и удобств, в компанию варваров, кроме скверных зубов наделенных не менее отвратительными манерами. Это самое «ничего» воплощалось в двуногом чурбане, решившем потешиться над ним… личности, готовой вот-вот пустить в ход стилет.
— Эй, Солово! — завопил чуть более культурный голос, разрывая молчание.
Адмирал обернулся и заметил, что его окликают с дальнего конца причала из небольшой группы всадников. Истинно он ненавидел только одно — когда его во всеуслышание называют по имени… прискорбное нарушение секретности, способное просто воспламенить кончики нервных волокон. Неудачное путешествие и заканчивалось скверно.
Предводитель всадников, краснолицый вояка, подъехал на расстояние, подобающее вежливой беседе, и только теперь потрудился смахнуть странного вида беловатую пену с лопатой разросшейся бороды.
— Солово? — рявкнул он снова. — Из Рима? Это вы? — Латынь его была не изысканнее манер.
— Перед вами, — спокойно ответил адмирал.
— Простите, мы опоздали. Долго ли пришлось ждать?
— Несколько часов, не больше трех-четырех. Получил возможность изучить замок Певенси и окружающие лачуги. И дождь, можно сказать, освежает.
Вояка кивал рассеянно.
— Значит, пришлось сидеть на вещах, так? — он указал на матросский сундучок Солово. — И любоваться старой Англией… Понимаете, вышла на дороге задержка.
— Во всем виновато английское пиво… добрый напиток, не устоишь, проговорил второй, с виду знатный всадник, столь же чуждый этим краям, сколь явно остальные были чистыми англичанами. — Пришлось остановиться и попробовать всласть.
Старый солдат одарил своего тучного спутника мрачным взглядом.
— Ну что ж… ладно, — сказал он. — Это де Пуэбла, он у нас испанский посол; что до меня, то я — Добени… Джайлс… барон. Остальные — свита. В каком вы состоянии?
— В приличном, — ответил Солово. — Почему вы спрашиваете?
— Готовы ли вы в дорогу? Насколько я знаю, мы платим вам за каждый час?
— Немногое доставит мне большее удовольствие, чем немедленный отъезд отсюда, милорд.
— Мы привели коня, садитесь в седло и прощайтесь с гаванью Певенси.
Адмирал Солово вскочил в седло, заработав первые очки в глазах англичанина легкостью движений. Бросив прощальный взгляд на промоченные дождем маленькие дома и превращающийся в руины замок, адмирал, поежившись, пробормотал:
— Боже, только б не увидеть этого места снова по сию сторону могилы!
Однако сверху, со спины боевого коня, Солово заново увидел окрестности, болотистые скорбные равнины, и вдруг английская гражданская архитектура приобрела для него новую притягательность.
— А как насчет моего сундучка? — отрывисто выговорил он, опасаясь, что перемена в мнении будет заметна.
— О, его пошлют следом, я думаю, — беззаботно ответил Добени. Портовые ремесленники позаботятся о нем.
Солово с сомнением поглядел на сборище грузчиков и с ценным для стоика духовным усилием приказал себе распроститься со своими пожитками.
— Лучше скачи вперед, римлянин, — Добени наклонился поближе. — Времени у нас в обрез.
— В самом деле, — согласился испанский посол, скорбно качнув головой. Король Генрих не может позволить себе потерять еще одно войско.
Маленькой девице, что пляшет… фунтов 12, 0 шиллингов, 0 пенсов.
Из личных расходных книг Генриха VII, короля Англии
— Целая проклятая армия, парень, — сказал король, обращаясь к Солово, исчезла с лица земли, вот так! Клянусь моей ногой св. Георгия, подобное не может продолжаться!
Адмирал слыхал об этом предмете, самом ценном среди всей собственности короля, а потому отнесся к клятве с подобающей серьезностью.
— Гм! — кашлянул де Пуэбла. — Ваше величество…
Король Генрих VII и адмирал Солово вновь обратили свое внимание на плясавшую перед ними малышку. Заброшенная после начала серьезного разговора, она остановилась и была готова пустить слезу. Легкий на подъем Генрих тут же доказал, что умеет при желании отвлекаться от дел, и, пройдя вдоль стола, наградил плясунью кроной, как подобает благородному человеку.
— Ну-ну, — прошипел он, нагибаясь к девочке. — Не обращай внимания на глупых взрослых и их дела. Отменная была пляска, так, ребята?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});