Аня Чеблакова - Смерть волкам

Тут же, словно в ответ на эти мысли, в её голове зазвучал властный голос: "Ещё чего! Ты спасалась, убегала, шла столько времени, и всё для чего? Чтоб вот сейчас сдохнуть? Тогда уж иди прямо к Кривому Когтю! Вот дурёха! Ригтирн жизнь положил на то, чтобы тебя спасти, а ты..." Голос словно укрепил Веглао, и слёзы, уже показавшиеся на её глазах, тут же высохли.

Она сняла ботинки и надела сухие носки. Потом распустила мокрые волосы, тщательно расчесала их и снова заплела. Вновь залезла в рюкзак, вытащила пакет с едой, уже изрядно похудевший, и с наслаждением вдохнула запах хлеба, сушёного мяса и печенья, подумав, что мечтала об этой минуте целый день. Ей хотелось съесть всё и сразу, и лишь огромным усилием воли она заставила себя взять только один сухарик, кусочек колбасы и половину галеты, а остальное убрать в рюкзак. Жуя хлеб, она в очередной раз напомнила себе: есть нужно ровно столько, чтобы не умереть с голоду. Эта мысль не принесла особого успокоения. Покончив с ужином, она свернулась клубочком, прижавшись к рюкзаку, и укрылась своей курткой.

Она думала о Ригтирне. О чём бы она ни старалась думать, её мысли возвращались к нему, как недавно возвращались к полнолунию, а ещё раньше - к Тальнару. Только сейчас, когда первый ужас и непонимание схлынули, она по-настоящему поняла, что Ригтирн умер. Своё теперешнее положение, то, что она превратилась в бездомную голодную бродяжку и впереди её ждут страдания и смерть, казалось ей сейчас не таким страшным, как то, что её старший брат погиб, защищая её. А ведь она часто его не слушалась, дерзила ему. Иногда забывала принести ему обед в поле по каким-то дурацким причинам: то задавали много уроков, то подружки звали гулять. А он ни разу не отругал её, не пожурил, не накричал в сердцах. Он только терпеливо ждал, пока её подростковая глупость пройдёт.

Когда они осиротели, то Ригтирн стал для неё опорой во всём, а она? Она хоть раз поддержала его, поговорила с ним по душам? Да, всё это было... но как-то скованно, неуклюже с её стороны, и так редко. Она замкнулась в своём горе, и почти не замечала, что и Ригтирну плохо, что его молодое лицо уже постарело, отяжелело от трудностей и отчаяния. А сейчас, когда ничего исправить уже было нельзя, в голову лезли все обиды, которые она ему причиняла по глупости, и все ласковые слова, которые она не говорила. Каждый раз, вспоминая об этом, она плакала. Так было и сегодня - хоть и уговаривала себя не реветь, всё-таки расплакалась перед тем, как уснуть. Но эти слёзы были совсем не те, что в предыдущие несколько дней - они успокоили её, облегчили ей душу, и она заснула крепко-крепко под шум дождя, прижимая колени к груди. Ночью ей снился мирный, домашний сон о том, как она вместе с мамой собирает лесную малину, мелкую, но такую сладкую, что полное ведёрко до дома точно не донесёшь - обязательно по дороге пару горстей отправишь себе в рот.

Проснувшись, она не услышала шума дождя. Тело слегка затекло от неудобного положения. Она обулась, выбралась наружу и огляделась по сторонам.

Утро было ясным, слабые лучи солнца играли на жёлтых осенних листьях. Папоротники, уже рыжие, горели ярким пламенем на фоне белой испарины, поднимающейся над мокрой землёй. В воздухе витал приятный запах мокрой земли, грибов и свежести. Чуть-чуть ёжась - утро было прохладным - она застегнула куртку и отправилась на поиски подосиновиков. Грибов найти не удалось, но зато она наткнулась на заросли костяники. Поев ягод и печенья, она быстро собрала вещи и зашагала дальше.

Куда идти, она совершенно не знала. Судя по тому, что она совершенно не чувствовала оборотней, Кривой Коготь и вся его свора находились довольно далеко. Это и радовало Веглао, и вводило её в замешательство - ощущение опасности, пусть неприятное, было её единственным ориентиром. Но, как бы то ни было, она шла дальше, стараясь оставлять солнце позади, - шла на запад. Она не думала о том, что будет там делать: наверное, то же самое, что и здесь - прятаться и убегать. Теперь у неё нет дома, теперь ни один человек не станет терпеть её присутствие, а раз идти некуда, значит, идти можно куда угодно.

Первая вспышка горя и потрясения уже прошла. Веглао шла всё дальше и дальше, чувствуя, как бурлящее озеро боли в её душе медленно-медленно затягивается ледяной коркой. Тоска по Ригтирну отнюдь не стала слабее, но она была уже не такой острой. Прежде, когда Веглао думала о брате, её пронзала боль, как будто едва начавшую затягиваться рану вновь взрезали ножом. Теперь при этих мыслях скорей возникало чувство такой боли, которая возникает при новом ударе по тому месту, где уже налился синяк.

Она шагала по мягкому мху и бурелому, по зарослям папоротников и мокрым осенним листьям, отстранённо думая о том, что же ей делать дальше. Вот уже пять дней, как она живёт бродячей жизнью, и у неё пока что осталась горстка еды, кое-какие силы и крупица внутреннего тепла для поддержания жизни. Но это пока, а что будет завтра, послезавтра, через неделю, через месяц? Хотя вряд ли стоит загадывать так надолго - и так понятно, что ещё два-три дня, и она умрёт где-нибудь под деревом. Веглао отнюдь не была тепличным растением, но она всё же росла в доме, а не в лесу, и сколько помнила себя, её всегда окружали другие люди. И ещё о ней всегда заботились - сначала родители, после их ухода - старший брат. Она никогда как следует об этом не задумывалась, но ей никогда не доводилось голодать и мёрзнуть. За свою недолгую жизнь Веглао научилась многому такому, что могло ей пригодиться среди людей - читать, мыть посуду, танцевать, ходить в школу, но никто никогда не готовил её к жизни в холодном, тёмном и сыром лесу, где от каждого звука, будь то слабый шелест ветра в верхушках сосен или мягкий стук от упавшей шишки, сердце сжимается в ужасе. А что (при этой мысли Веглао прошиб пот) если она заболеет какой-нибудь жуткой болезнью, вроде той же самой красной лихорадки, или холеры, или воспаления лёгких, или бешенства? Чёрт, да в таком положении, в каком сейчас оказалась она, даже самый жалкий насморк может свести её в могилу!

Она шла куда-то весь день. После полудня начался слабый дождь, и продолжался весь оставшийся день. В сумерках Веглао пересекла вброд холодную, разбухшую от осенних дождей речку. Тот берег, с которого она сошла, был покрыт высокой травой, пробивающейся между больших камней, тот, на который она вышла, был глинистый и гладкий, ноги вязли в жидкой густой грязи. Впрочем, Веглао не было до этого никакого дела. Она промокла, проголодалась и устала, и потому зашлёпала по глине к зарослям кустарника - может, там найдётся сухое место, где она сможет вылить из ботинок холодную воду и выжать намокшие носки.

Но сесть там было совершенно негде, и Веглао бездумно побрела дальше. Через две-три минуты, исцарапавшись и промокнув, она выбралась из кустарника и оказалась в лесу. Поправив сползший рюкзак, она огляделась. Что-то настораживало её, но она не могла понять, что.