Коваленко Эдуардович - Камбрия — навсегда!

В бульоне офиса эта болезнь не так опасна для окружающих — и то зависит от того, на какой должности обретается больной. Если он получит хоть какую работу с людьми — пиши пропало, и работа не пойдёт, и люди нервы истреплют. Но вот в учебном заведении… Там, где будут люди, у которых всё впереди — и над которыми мелкое чудовище получит свою маленькую власть. Та, у кого жизнь не получилось, над теми, у кого получиться может.

Самое обидное, что в такое крысообразное нормальный человек превращается подчас очень быстро — месяцев за шесть, а то и меньше. Лечение припоминалось одно — направить на производство, да там, точно по определению Ильфа и Петрова, «загнать в бутылку». Если болезнь удавалось прихватить достаточно рано — и следа не оставалось. Или оставалось — в виде склонности изредка болезненно цапнуть словом. Немного виновато и почти по-дружески. Но эта девушка, похоже, болела несколько лет — да и случай её относился не к техническим наукам, там было проще. А тут…

Неважно, насколько хорош голос у девочки — она не нашла себе работы. И осталась при кафедре. Бумажки перекладывать. При этом, наверняка, ещё и приняли кого-то с курса в магистратуру… И этот кто-то работал рядом, на такой же должностишке — но имел перспективу. А потом ушёл — то ли на сцену, то ли в преподавание. А она осталась. Без перспективы.

Когда ученик превосходит учителя — у того есть утешение. А когда выпускники год за годом обходят вот такую бедолагу — а она к ним руку не приложила, наоборот, гадила? Как могла — по мелочи, по крайней мере — обычно. Вот тут и уходят остатки совести, и начинается партизанщина. Когда ни одна возможность сделать подлость не упускается. Это по отношению к средним студентам. Хвостистам такое существо иногда даже сочувствует — но если возможность хороша, бьёт всё равно. Лучшим же гадит самозабвенно…

Немайн попыталась представить пути исцеления. А ведь индустриальный метод, наверное, сработает… В оперу не возьмут — загнать в рок-группу, да погонять с туром по Сибири. Чтоб пусть второй голос, третий — но пела. Впрочем, может не помочь. Далеко зашло. Если вот сейчас эта дурёха дуется на непонятную ушастую гостью уже за то, что нужно будет принимать документы — вероятно, неизлечима. И ведь снаружи — почти человек…

Немайн вернулась к анкете. Дата рождения — 22 марта, год неизвестен. В паспорте так и написано. А в анкете графа — возраст. И что писать? Честно — четыре недели без малого? Не поймут. Тоже честно — несколько тысяч лет? Неточно, и эффект такой же. Взять возраст Клирика? Уже натяжка… Врать не хотелось. Немайн начала покусывать стилус. Точно, как отец Адриан. Заразилась…

— Не грызите, не ваш.

Немайн подняла голову. Как её назвал замдекана? Валюша. Плохо назвал, Валюша это мягкое и — объёмистое, а тут ёжик в джинсах. Причём концлагерный ёжик. Припомнилось оброненное как-то знакомым биологом понятие — «еже-час». В этом, оказывается, измеряли количество энцефалитных клещей в лесу. Сколько их за час на ёжика осыплется…

— Не буду.

— А поздно. Уже испортила. И заразила.

Скорее заразилась, раз тут такие змеи…

— Выпишите счёт, оплачу. И, кстати — на сколько лет я выгляжу, не подскажете?

— Думаешь, уши прицепила, и вечная эльфийка? Судя по глупости, ты и школу не закончила…

Этого было довольно. Немайн припомнила — Клирик закончил в семнадцать — и то, потому что пошел туда на год раньше остальных детей.

— Не закончила, значит, — пробормотала под нос Немайн, и вписала в графу «Возраст» число 17.

Место рождения: Ирландия, Мунстер. Немайн фыркнула. Похоже, у неё паспорт сиды. А впрочем, кто ещё может светить на фотографии такими ушищами? Тут в паспорте буковки вдруг пересобачились, запись «год неизвестен» исчезла, вместо неё чётко обозначилось: 2020. Оставалось пожать плечами и продолжать.

Образование: высшее техническое. Два диплома: основной и магистра логистики. Немайн с интересом заглянула внутрь — а вдруг там имя Клирика? Но нет, всё в порядке, для полного счастья страничка на английском. Такие дипломы выдавали иностранцам. Но недурное ж образование у семнадцатилетней! От удовольствия уши провернулись — вперёд и назад.

— Девушка, не хулиганьте.

Немайн снова подняла взгляд. Ну, брюнетка жгучая — и крашеная, колец на пальцах нет, хотя по нынешнему времени это ничего не говорит, возраст — ровно полдороги от осознания себя женщиной до последнего приступа молодости. Почти красива — если бы не обиженное выражение лица. И вокруг глаз — уже появилось, а кремами и масками не злоупотребляет. Считает себя ещё молоденькой. А потом, когда стервозная красота станет собственными следами, поздно будет. То ли дело Анна! Как-то успевает — и всегда успевала, чуть не с детства. Так и выглядит — в седьмом-то веке — моложе, чем ей дали бы в двадцать первом…

Объеденный стилус бежал по анкете.

Семейное положение — не замужем.

Специальность — могли бы и не писать, но — вокальное искусство, подготовительное отделение.

— У тебя какой голос определили? — спросила вдруг «ежиха».

— Сопрано.

Если совсем точно, то колоратурное сопрано.

— Тогда тебе тут нечего делать. Сейчас только один преподаватель не калечит сопран. Но он не берёт группу на подготовительном. Никогда. Если не дура — забирай документы…

Её, возможно, и правда испортили. А может, просто надежда на то, что слабый голосок подрастёт, не оправдались. Но…

— И который не калечит?

Ежиха назвала имя. Немайн впервые слышала.

Хотя… Клирик — не слышал, видел. Этой фамилией были подписаны спецификации по проекту… Да, купол под Северным полюсом.

— Это он с «Рубина»?

— Да. Но он не берёт подготовительных групп…

Немайн широко улыбнулась.

— Спасибо тебе. И принимай документы.

— Дура… — сзади зашелестела дверь. Замдекана.

— Ну что? Всё готово? А тот преподаватель, я тебе говорил, конструктор, он здесь как раз. Уговорили поступающих на подготовительное послушать, другой член комиссии заболел… Так что — пойдёшь сегодня, через час. Я бы, кстати, тебя за одни дифуравнения в уме взял, но я сам баритон, и учить получается тоже только баритонов. Чёрт его знает, почему. А этот… Но он обычно групп на подготовительном не берёт — хотя и уговаривают. Так что… Готовься.

— Я… Мне распеться надо.

— Аудиторию ищи. Или вот что… тут распевайся.

— Здесь не класс, — отрезала «ежиха». Теперь, когда у непонятной толкиенистки засветила впереди дорога, помогать ей уже не хотелось. — Хочет распеваться — пусть ищет свободную аудиторию.

— Ну Валенька, — взмолилась Немайн, надеясь, что некоторую искусственность не заметят. — Ну вдруг из меня что-то выйдет? Я же тебе всю жизнь буду обязана… Ты же мне сама советовала…