Коваленко Эдуардович - Камбрия — навсегда!

— Майни скупила, — скучно сообщила Эйлет, — город свой строить. А что?

Удивлённо проследила, как вдруг налившийся пунцовым отец быстренько ушёл внутрь хозяйской половины. Пожала плечами да двинулась следом.

Дэффиду было разом смешно и обидно. Смешно — потому как сам мог догадаться, что Немайн спокойно строить маленькую усадьбу не станет и вычудит что-то этакое. Обидно — потому как не сказала.

— Я с ней ещё поседею, — пожаловался он дочери, отхохотавшись, — вот принимай таких в семью… Но хороша. И права.

— Правда? — Эйлет обрадовалась, ждала-то громов и молний.

— Правда. Это я недодумал, а она — гордячка, сколько б её епископ поклонами ни лечил, всё сама… Но раз уж Майни ухитрилась стать кем-то вроде королевы и строить город, там нужен будет заезжий дом, — продолжил Дэффид. Эйлет захотелось зажать уши — а толку, если продолжение она и так знала, — а потому собирайся замуж! Девка Хозяином заезжего дома быть не может, дело на сторону отдавать нельзя, а Тулла с Кейром мне здесь нужны!

Город временами всплывал в чужих воспоминаниях — знакомый шапочно и нелюбимый. Вот пригороды, с их парками и дворцами — другое дело. А в самом городе — шаг в сторону от напомаженных парадных улиц, и начинается гниль, на которую строителю смотреть больно. На торжественных проспектах — бесконечный барахольный ряд, от уличных лотков до хрустальных витрин набитый бездельным товаром. Кошмарные норы станций метро с одним выходом.

Если бы болезнь, поразившая город, была банальной старостью… Увы. И всё-таки сон принёс её именно на эти неприятные улицы. На которых не всё было так уж плохо. Днём реклама не била по глазам, а яркий грим очередного подновления к дате выцветал под живым светом полуденного солнца. Хорошо, резкий весенний ветер с моря не нанёс ещё туристов — летом будут бродить праздные толпы, уродуя кропотливый образ бывшей столицы, представляя её стариком-чиновником в затрапезном: заляпанный винными пятнами атласный халат вместо мундира, нищая роскошь отставки… В Эрмитаж, впрочем, и теперь очередь на часы. Наверняка. Но Немайн — не туда.

Ей в консерваторию. Пока — всего лишь документы занести и узнать, на какой день назначат прослушивание. А потом, наверное, музеи — самые полезные: артиллерии и флота. Вечером Мариинка. Вечность в опере не была!

На улице — оглядывались. Не более того. Впрочем, на большинстве прохожих отчего-то красовались венецианские маски — золотые, серебристые, цветные, которые удивительно шли к костюмам двадцать первого века. Над проспектом летели стремительные мелодии рондо, под которые утренняя деловитая толпа и пихалась локтями. Асфальт пружинил под ногами, как сырая земля на окраинах Кер-Сиди. Немайн ещё подумала, что её, как и Петра, угораздило основать город на болоте. Вот только она озаботилась превратить оборонительные рвы в мелиорационные каналы — а потому в самом Кер-Сиди сухо. Если же кто-то решит обложить город осадой — то влажная земля и высоко стоящие солоноватые грунтовые воды будут уже его проблемой!

Великие города тем и отличаются от провинциальных, что пронять их может разве уэллсовский треножник. И то если буйствовать начнёт. А никак не смирная сида…

— Ого! А я и не знал, что нынче опять хобичьи игрища! — за спиной, шепотком.

— Нет, это скорей реконструкторы. Где ты толкиенутых с клевцами видел?

— А ты на уши посмотри!

Похоже, сзади идут. Привычно… Уже привычно. И неопасно. Здесь её уши сойдут за пластик. Главное, чтоб никто отрывать не начал. Впрочем, геологический молоток тоже не резиново-поддельный. И, что особенно хорошо, не является формальным оружием. Конечно, объяснять, зачем это нужно в городе, случись что, придётся. Но — не раньше. Для кого штуковина на поясе Немайн — оружие, те явно и одёжку датируют. А значит, либо подделка, либо разрешение есть. А для кого инструмент… Ну мало ли откуда сестра солнца и ветра торопится. Может, студентка с поезда, с практики, топает через центр к себе в общагу.

— И на пальце бижутерия… Либо у девочки нет вкуса, либо одно из трёх эльфийских, — продолжали за спиной, — слушай, это мне кажется, или её уши назад развернулись?

— Так. Дыхни. Не пил. Дай лоб пощупаю. Здоров. Слава богу! Значит, просто дурость. Ну а мозги и вокалист — понятия несовместные. Так что поступай в свою консу смело. В политех ты не годишься, там хоть немного думать нужно.

— У некоторых людей есть мышцы, ушами шевелить.

— Не настолько, чтобы их…

Немайн стало смешно. Уши дёрнулись.

— Моторчик, значит. До чего техника дошла…

Навстречу — ровная летящая походка, пляшущие в такт шагам струны белого золота. И — ни какой маски! Она. Высокая, красивая, как всегда стильная… Здесь, в Питере? Немайн бросилась навстречу.

— Привет! Что ты тут делаешь?

На лице Колдуньи — недоумение и даже лёгкий испуг.

— Девушка, мы разве знакомы?

Немайн отпрянула, уши упали к плечам.

— Мне показалось, что да…

— Бывает. До свидания.

Один шаг, и уже нужно поворачивать голову, и видишь все равно спину.

— Стойте! — Немайн немного удивилась своей настойчивости.

— Что вы от меня хотите?

Она снова рядом. Вот этого Немайн и хотела. Или — не она, а память Клирика, вдруг выбросившая старинный образ — тот, который он ещё любил. Сиде стало чуточку смешно: ей-то Колдунья, ни нынешняя, ни тогдашняя, была и даром не нужна. Но оставаться одной среди масок не хотелось.

— Извиниться за ошибку. А я не люблю ошибаться, поэтому… Немайн Кэдманс. Приехала прослушаться в здешнюю консерваторию. На подготовительное. Будем знакомы?

И протянула узкую ладонь.

— Ой, а мне как раз прислали статью о поступающих писать! Я на журфаке МГУ учусь.

— Значит, зверь прибежал на ловца. Статья о поступающих, хм. Ты что, тут три месяца болтаться будешь?

— Нет, только до конца предварительного прослушивания. Потом на экзамены загляну… Я же на музыкальной критике специализируюсь.

Немайн слушала новообретённую подружку. Колдунья без умолку трещала, она была ещё на втором курсе, до встречи с Клириком оставалось больше года. Сида рассеянно поддерживала беседу, в ноздри лез приторный аромат недорогих духов — скоро, ой скоро вкус у девочки станет более изысканным и дорогим — и пыталась про себя понять, как же это получается, что она так отреагировала на знакомую Клирика, как будто сама была в неё влюблена. Да не когда-то, а сейчас!

— Это всё потому, что женщине нужен мужчина! И никак иначе, а старая дева — не диагноз, и даже не приговор. Это последствия приговора! Кадавр ходячий, — подытожила рассуждение о деканше журфака. — Слушай, Маня, ну вот почему мне кажется, что мы знакомы всю жизнь?