Макс Фрай - Тубурская игра

Увидев меня в этом наряде, матросы и вышедшие на палубу пассажиры оцепенели, приготовившись не то взорваться от хохота, не то разбежаться по сторонам, если я вдруг начну кусаться. И только капитан удивленно покачал головой и буркнул: «А что, вариант. Себе, что ли, такое заказать?» Приятно иметь дело с опытным и сообразительным собеседником. Я даже пожалел, что мы уже почти прибыли в порт, а значит, вряд ли успеем подружиться.

С другой стороны, у человека, который так и не подружился с попутчиками, всегда есть время посидеть и подумать, как вести себя дальше. А мне того и требовалось.

Дальнейший маршрут я продумал заранее. До границы с Тубуром всего день неспешной езды, в этом смысле Цакайсыса очень удачно расположена. А дальше – не дорога, сплошное удовольствие. Знай поднимайся все выше и выше, ночуй в любом из многочисленных горных селений – там и накормят, и одеялами снабдят, если своих мало, и песен на ночь споют, сколько даже от мамы в детстве не слышал, а если, паче чаяния, собьешься с пути, охотно подскажут, в какой стороне течет горячая река Аккар, странствие вдоль русла которой рано или поздно приведет доверившегося ей путника в городок Вэс Уэс Мэс. Одна беда с этими горцами: сколько ни уговаривай их взять плату за еду и ночлег, ничего у тебя не выйдет. Зато подарки примут с радостью. Поэтому я запасся несметным количеством детских игрушек, теплых шалей, драгоценных колец и бутылок осского аша – с тех пор, как сэр Макс научил меня уменьшать и прятать между пальцами любую поклажу, размеры и вес дорожной сумки перестали иметь значение, и это, конечно, очень удобно. Я даже амобилер поначалу собирался с собой прихватить, да вовремя сообразил, что толку от него в Чирухте никакого. Потому что, во-первых, согласно незыблемой древней традиции, в Тубурских горах, через которые будет пролегать большая часть моего пути, положено странствовать пешком, даже на верховых животных только груз навьючить дозволяется. А во-вторых, на таком большом расстоянии от Сердца Мира столичная машина будет не ездить, а ползать со скоростью нахлебавшейся супа Отдохновения гусеницы.

Из всего этого следовало, что добираться до границы придется с наемным возницей. Жители Чирухты устанавливают на свои амобилеры чуть ли не по дюжине магических кристаллов – в таком большом количестве они позволяют разогнаться миль до пятнадцати в час, а это все-таки несколько быстрее, чем пешком. Застрять в Цакайсысе без транспорта мне не грозило: общеизвестно, что чуть ли не половина тамошних жителей успешно промышляет извозом, беззастенчиво пользуясь тем, что желание очень быстро покинуть их гостеприимный город даже у скупцов отбивает привычку торговаться.

Что мне действительно надо было обдумать – это как я переживу полдня и ночь в Цакайсысе. Хотелось бы отправиться к границе немедленно. Но до заката оставалась всего пара часов, а местное население, в отличие от нас, в темноте ничего не видит; при этом славный обычай освещать загородные дороги фонарями в Изамоне, увы, не прижился.

К тому же в прошлый приезд я успел выяснить, что ночь в Изамоне почему-то считается таким специальным зловещим временем суток, когда даже самые добропорядочные граждане чуть ли не обязаны творить всякие бесчинства: приставать к незнакомым женщинам, затевать уличные драки, воровать выпивку в лавках, бить соседские окна или хотя бы в чужой суп по трактирам плевать, если на большее удали не хватает. А наемные возницы после заката чудесным образом превращаются в грабителей, к счастью настолько неумелых и трусоватых, что отбиваться от них – скорее потеха, чем настоящая проблема.

Драться я, конечно, умею, как любой мальчишка, выросший на городской окраине, но не люблю – очень уж неприятно начинают пахнуть во время драки люди, включая меня самого. А с тех пор, как сэр Шурф показал мне несколько смертельно опасных приемов, мотивируя это тем, что даже нюхачу может понадобиться защита, я всерьез боюсь кого-нибудь убить. Как человек, начавший учиться Очевидной магии достаточно поздно, я, наверное, лучше прочих могу отследить ее воздействие на самого колдуна. И главная опасность, на мой взгляд, заключается в том, что всякий хорошо отработанный прием только и ждет случая быть примененным на практике. Я хочу сказать, колдовство может совершиться по собственной воле, не дожидаясь твоего решения. Надеюсь, со временем я все-таки привыкну держать его под контролем, а то глупостей можно натворить – страшное дело.

Собственно, именно этого я больше всего опасался, раздумывая о грядущем общении с изамонцами, – себя. В прошлый-то раз ограничилось несколькими синяками, а теперь, если меня совсем допекут, дело может закончиться настоящей бедой.

Однако от ночи в Цакайсысе мне было не отвертеться. Список более-менее приличных гостиниц я составил заранее, опросив не одну дюжину опытных путешественников; деньги тоже приготовил и сложил в купленный на Сумеречном Рынке злобный кошелек – очень полезный сувенир Эпохи Орденов. У нас, в Ехо, он вполне способен оттяпать палец незадачливого карманника, а на таком большом расстоянии от Сердца Мира – только умеренно грозно зарычать. Но я надеялся, что этого достаточно.

«Главное – не забывать, что бедняги не виноваты, — сказал я себе. – Все из-за дурацкого проклятия. Будем считать, это просто очередная практика в Приюте Безумных. Надеюсь, все-таки последняя в моей жизни. Потому что назад можно вернуться через Тарун. А что, отличная идея!»

Пообещав себе столь соблазнительную награду, я приободрился. И заодно вспомнил, как спасался во время знахарской практики: твердил наизусть отрывки из «Маятника Вечности». По сравнению с этим ужасающим текстом любая напасть сразу кажется просто приятным поводом хотя бы ненадолго от него отвлечься. Важно не впасть в другую крайность и не устремиться навстречу неприятностям.

Ступая на шаткий, зато покрытый надежным толстым слоем мусора причал Цакайсысы, по иронии судьбы и прихоти портовых властей именуемый Золотым, я твердил про себя: «Интерпретация – традиционный инструмент десакрализации, а вследствие асимметричного дуализма всякой когнитивной интенции, инициированная интерпретатором экзистенциальная деконструкция может содействовать прецедентному переформированию изначальной концепции...» — и не было в тот момент в Мире человека безмятежней меня.

Полчаса спустя я все еще находился на территории порта – и не потому, что заплутал, как это обычно случается тут со всеми путешественниками, просто порт велик, а я шел неторопливо, глазея по сторонам, даже «Маятник вечности» цитировать перестал – он мне оказался без надобности.