Тьма на кончиках пальцев - Дмитрий Швец
Мой взгляд прилип к едва заметной татуировке, разглядеть которую я не мог, как ни старался. Человек в шинели заметил это и широко улыбнулся, но воротник поправил так, что татуировка скрылась.
— Так все же, вы не видели вашего деда восемь лет?
— Немного меньше, — не отрывая взгляда от ворота кителя, надеясь, что татуировка вновь появится, ответил я. — Мы виделись еще раз, однажды на рождество, — я встрепенулся, татуировка потеряла значение, стала лишь слившимся с кителем черным пятном, под белоснежной рубахой. — Во всем этом замешан дед Федор?
— Дед Федор? - он вздрогнул. Клянусь, его плечи дернулись, спина выгнулась, мышцы напряглись, а сам он посмотрел на меня странно, чуть приопустив одну бровь. - Ваш дед? - мышцы его расслабились, бровь вернулась на место, по губам скользнула улыбка. - Нет. Я совершенно уверен, что он здесь совершенно не при чем. Однако об отце вашем, как и о вашей матери, я такого сказать не могу. Хотя лично я считаю, что ваш отец всего лишь был, не слишком осмотрителен в контактах. Он вел общие дела с человеком, который напрямую связан с темными. И пока идет следствие, это все, что я могу вас сказать. Не волнуйтесь, Глеб, мы со все этим разберемся. Обязательно разберемся.
— А мама? Что на счет мамы?
— А вот по вашей матушке все намного сложнее. Если ваш отец всего лишь вел дела не с тем человеком, и мог не знать, с кем именно их ведет. Мог и знать, и именно в этом нам и предстоит разобраться. Знал он, или нет. То ваша матушка действительно замешана в делах не слишком приятных. Я бы сказал политически вредных и опасных для империи. С ней, с вашей матушкой, все сложнее. Я плохо знаю, что там происходит. Мне лишь известна причина ее ареста. Подробности же дела мне не известны. И мое ведомство к ее аресту не имеет никакого отношения. Поэтому и детали узнать чрезвычайно тяжело. Однако скажу вам честно, я думаю, что и ее арест некая ошибка. Но с этим еще предстоит разобраться.
Он лукавил. Он недоговаривал. Он не врал, но точно не говорил всей правды, и я это чувствовал. Я знал это. Но ничего не мог с этим сделать. Мне оставалось только принять его слова на веру и ждать, что когда-нибудь в эту дверь войдут мои родители и мы все вместе поедем домой.
— Что же касается вас, — он поднялся, — то мы закончили.
Он подошел к двери, несколько раз ударив в нее кулаком и, услышав шаги и звон ключей, крикнул:
— Мы закончили!
Глава 13
— И что это значит? — спросил я, глядя на устало привалившегося к стене следователя.
Он головы не повернул, лишь скосил на меня глаза. Если бы он не обратил на мои слова внимания, если бы проигнорировал их целиком, или же еще раз постучал в дверь, я бы, наверное, промолчал. Но он посмотрел и это развязало мне язык.
— Что все это значит?
Я вытянулся на неудобном стуле, пытаясь хоть как-то размять затекшее тело. Я знал, что нельзя вставать без разрешения иначе можно получить пулю. Откровенно говоря, я в этом сомневался, но проверять не хотелось. Особенно? Учитывая то, как легко закипал Ласточкин.
— Вы, Глеб Сергеевич, о чем? — он повернулся ко мне, прислушался к звону ключей за дверью, и приподнял бровь, торопя меня продолжать.
— О вас. О том для чего вы приходили. Спросить меня пью ли я кофе? Умею ли плавать? Волочусь ли за юбками? Чего вы хотели, когда пришли? Зачем вы пришли? И что ваш визит значит для меня?
— Как минимум то, что Ласточкин вас больше бить не будет, — улыбнулся он.
— Отлично! Я этому рад! Нет, правда. Особенно же я рад, что теперь меня будет бить человек, так и не представившийся. Вы не дали ответа в моем доме, когда арестовывали отца. И ответа вы не дали ни мне, ни хозяйке дома. А ведь она вас прямо спросила. И здесь, сейчас, начиная разговор, вы тоже не представились. Должны были и просто как человек, и как дворянин, и как должностное лицо. Но вы этого не сделали. Но черт с вами и вашим именем. Вы пришли сюда зачем-то, и я очень сомневаюсь, что цель вашего визита узнать умею ли я плавать.
Ключ в замке проворачивался чудовищно медленно, со звуком от которого спина покрывалась потом, а тело начинало нервно дрожать. Секунда тишины и дверь скрипнула, приоткрылась на ладонь. В щели показалась усатое, раскрасневшееся со вчерашнего перепоя, лицо тюремщика. Измученный похмельем взгляд его уткнулся в человека в шинели. Тот мгновение думал, приняв решение, сделал знак рукой, тюремщик просиял, и дверь с лязгом захлопнулась. В замке заскрипел ключ. Так же резко, противно, наматывая нервы. Послышались тяжелые нечеткие шаркающие шаги охранника. И лишь когда они стихли человек в шинели повернулся ко мне.
— Глеб Сергеевич, — тяжело и вымученно вздохнул он. — Глеб Сергеевич, — вновь тяжелый вздох.
Он подошел к столу, взглянул на бумаги, протянул к ним руку, но брать не стал.
— Глеб Сергеевич, — опустившись на стул, проговорил он. — Все должно идти своим чередом. Мы можем ждать события, можем их торопить, или напротив, мешать им, но они произойдут ровно тогда, когда должны и не секундой раньше. Сейчас вы торопите события, и я понимаю почему. Нет, правда. Действительно понимаю. Я вас понимаю, хотя бы потому, что вы не понимаете ничего. За два дня в вашей семье арестовали троих. И всех троих разные ведомства. Я знаю, вы их не отличаете. Для людей, что никогда не сталкивались с нашей работой, мы все на одно лицо. И это верно. Все мы слуги правопорядка. Однако
