Башня. Новый Ковчег 6 - Евгения Букреева
— Так, с меню мы закончили, — кажется, Елена Арсеньевна в том, что касается алкоголя, с правками Бориса согласилась. — Теперь посмотрим, что насчёт декорирования свадебного зала. Мы с тобой на чём остановились? На большом зале на четыреста двадцатом или который выше, но поменьше?
— На большом, конечно, Елена Арсеньевна. Какой разговор.
— Да. Тем более с учётом количества гостей…
Борис с матерью Павла, похоже, были единственными, кому нужна была эта свадьба — и не просто какая-то свадьба, а самая помпезная, самая шикарная, такая, чтоб о ней ещё долго гуляли слухи по всей Башне. Борис считал, что на меньшее даже размениваться не стоит, и Елена Арсеньевна в этом вопросе его целиком и полностью поддерживала.
Самому же жениху, Пашке Савельеву, похоже, было глубоко наплевать.
Иногда Борису казалось, что его друг всё ещё до конца не верит, что скоро женится, и когда Борис пытался навести его на разговор о свадебных приготовлениях, в серых Пашкиных глазах промелькивало удивление и некоторое замешательство. И, наверно, отчасти его можно было понять.
Эта нелепая Пашкина связь с Лизой, совершенно случайная связь — Борис, как не силился, никак не мог взять в толк, что может быть общего у этих двоих, ну кроме постели, разумеется, — не имела ни малейших шансов на какое-то бы то ни было долгое развитие. Боря считал, что она себя изживёт, потому и не вмешивался, и Анне не говорил, надеясь, что та об этом никогда не узнает или узнает, но позже, когда это уже не будет иметь значения. И вот поди ж ты… Лиза беременна, Пашка женится, похоже, так и не приходя в сознание, а он, Борис, вместе с Еленой Арсеньевной, занимается организацией этой никому не нужной свадьбы. Никому не нужной. Ни Лизе. Ни Павлу. Ни Анне.
— А что, Анна? — Елена Арсеньевна словно услышала его мысли. Приподняла голову, внимательно посмотрела. Борис знал, выбор сына она не одобряет, хотя сама Елена Арсеньевна ни разу ни словом не обмолвилась об этом.
— Нормально Анна, — соврал Борис.
Елена Арсеньевна чуть приподняла уголки губ — не поверила, но развивать эту тему дальше не стала. Из тактичности или ей было всё равно, Борис не знал.
— Ну тогда пока всё оставим, как есть, — Елена Арсеньевна протянула Борису листки, и он принялся убирать их в папку. — И, если Павел у тебя вдруг объявится, скажи ему, чтобы заглянул домой.
— Хорошо, — пообещал Борис.
После смерти Киры Алексеевны, Пашкиной бабки, отношения Павла с матерью не то чтобы наладились, но острая, непримиримая ненависть исчезла, уступив место странному, хрупкому перемирию, которое установилось само собой, хотя ни одна из сторон не выкидывала белый флаг. При этом Павел по-прежнему заглядывал к матери только по самой крайней нужде, а Елена Арсеньевна упорно продолжала называть квартиру, где она жила последние десять лет совершенно одна, их общим с Павлом домом.
— Хорошо, — повторил Борис. Один из листков отказывался лезть в папку, и Борис, чертыхаясь, пытался его туда протолкнуть. Ни на Елену Арсеньевну, ни по сторонам он в этот момент не смотрел, поэтому не сразу заметил, как к их столику кто-то подошёл.
— Добрый день, Елена Арсеньевна!
В мягком мелодичном женском голосе послышалось что-то знакомое, где-то он уже его слышал. Борис вскинул глаза и машинально улыбнулся вежливой заученной улыбкой. Он так улыбался всем женщинам, независимо от того, кто был перед ним — сногсшибательная красавица или сгорбленная старушка, разве что красавицам доставалось чуть больше внимания и привычной мужской заинтересованности.
Эта была красавицей.
Длинные светлые волосы были подхвачены голубой атласной лентой и свободно падали на плечи, плавно струились, переливались, и вряд ли в целом свете нашёлся бы мужчина, способный отвести от них взгляд. Борис тоже не смог. Он разглядывал незнакомку, красивое, точёное личико, голубые глаза, пухлые губы, спускаясь глазами ниже — к высокой упругой груди, узкой талии, длинным и стройным ногам, и чувствовал, ей это нравится. Совершенно естественно она присела на свободный стул, положила на стол ухоженные, нежные руки. На тонком запястье поблескивал браслет-змейка — дорожка сверкающих бриллиантов вилась по тонкой спинке из белого золота, синими сапфирами сияли глаза.
— Елена Арсеньевна, а ведь Боря меня не узнал. Боря, это же я! Я…
Она ещё не договорила, как он догадался и сам — узнавание пришло резко, вдруг, накрыло его полностью.
— Лика?
Наверно, он выглядел нелепо, потому что она расхохоталась. Чуть запрокинула голову, блеснула жемчужно-белыми зубками.
— Неужели я так изменилась? Ну же, Боря! — она положила свою ладонь на его руку, коснулась мягко, как нежная кошка. Заглянула ему в глаза, внимательно, словно что-то искала в них. — Конечно, это я, Лика. Только…
Она сделала небольшую паузу.
— Только не надо больше звать меня Ликой. Это детское имя, а я сейчас предпочитаю полное — Анжелика.
Борис так и не понял тогда, была ли та встреча в ресторане случайностью, или она была подстроена, да, если честно, ему было всё равно. В постели они оказались в тот же вечер — и это было его ошибкой. Очарованный её красотой и усыпленный её рассуждениями о свободе нравов (Анжелика была замужем, но сразу дала ему понять, что муж в её жизни — существо сугубо номинальное), он напрочь забыл те детские, некрасивые сцены с заламыванием рук и обещаниями убить себя, которые Анжелика (то есть тогда ещё просто девочка Лика) закатывала ему в школе. Он забыл её страстную, болезненную влюблённость, вернее, он всего этого и не помнил, не придавал значения, потому что — чего там помнить? Подростковые поцелуи на уединённой скамейке в парке? Его неловкие попытки залезть ей под одежду? Мальчишеские обещания, которым грош цена?
И вот спустя десять лет он вляпался во всё это дерьмо снова.
Сам Борис посчитал
