Анна Оуэн - Стальное зеркало

— Мой герцог?.. — Помимо замечательного во многих отношениях Альфонсо у нас в раскладе еще присутствует страстно любящая его монна Лукреция в ожидании потомства… да чтоб этот Тидрек провалился через ад к антиподам со своей любовью к кровавым зрелищам!

— Мигель… я должен знать, с кем Хуан водил дружбу в последние месяцы жизни. Следить за этими людьми не нужно, имен и описаний достаточно. После того, как мы вернемся в Рому я хочу посмотреть на них. На всех.

— Половину я вам покажу в первый же день, вторую половину тоже долго искать не придется. Их же всех расспрашивали. — Посмотреть. Как на пресловутое сгоревшее заведение. Мы когда-нибудь сумеем развязаться со всей этой чертовщиной?

На дружков Хуана можно было посмотреть сразу после убийства — но тогда у Чезаре было слишком много других забот самого разного сорта. Да и кто об этих дружках что-то думал всерьез? Хотя расспросили всех поголовно и подробно, но никто ничего дельного сказать не смог, а чем они обычно баловались под предводительством герцога Гандии, и так все знали.

— Расспрашивать их нет необходимости. Пока. Вот если меня кто-то из них заинтересует, возможно этому человеку или этим людям придется исчезнуть…

— Как прикажете, мой герцог. — Ничего особенно сложного — ну, пропадет пара-тройка ромских шалопаев, не найдется, так в городе тише по ночам будет. Без высокородного покровителя они, конечно, слегка притихли — но только слегка.

— Тогда с этим пока все. Да, если можно, попроси господина Делабарта устроить этой ночью что-нибудь особенное. Или нет, я его сам попрошу.

— Особенное — это один раз ничего не устраивать, — ворчит Мигель. — Вот был бы сюрприз из сюрпризов — одна ночь без канонады.

— Ничего, — смеется Чезаре. — Это мы сделаем завтра. Кстати, Его Величество пожелал приобрести несколько рецептов. Я думаю, что ему не откажут и он останется доволен.

— Да он с нами не расплатится. К Мартену уже подкатывались из местного цеха — а с короля можно впятеро брать… — Тидрек, прямо скажем, не бедствует. Равенна — очень богатый, очень пышный город, словно у короля где-то припрятан рог изобилия. Уютно здесь — почти как в Роме, роскошный дом, все на привычный лад, не то что в Аурелии… и усыпляет это сытое довольное великолепие как маковый отвар. А спать нельзя, свернут голову как петуху, ощиплют и суп сварят.

— Мы не мелочны, Мигель. Если Его Величеству хочется фейерверков, он получит их… за приемлемую цену.

— И будет торговать ими отсюда до земель норвегов. А потом сам додумается, как в ракеты мышьяк добавлять. — И не только мышьяк, наверное. Ядов на свете много.

— Мартен додумается раньше, — зевает герцог.

И станем такими ракетами друг по другу стрелять. Мы, например, по перуджийцам — и они в нас со стены. Час, другой — и вот все по уши в мышьяке, и наглотались, и надышались. Значит, к вечеру и у нас, и у них будут одни покойники. Замечательная какая война — и даже без загадочных древних духов со штормами и прочими капризами. Человеческая война, как я и хотел. Господи, не введи нас во искушение.

— Алхимики же как-то с мышьяком работают, и врачи… — мечтательно говорит Чезаре… и засыпает, мгновенно. И снится ему, наверное, замечательный сладкий сон. Про ракеты с ядом, маски с окуриванием и всякие прочие страсти.

Господи, думает Мигель, глядя на растянувшегося посреди ковра бывшего подопечного, нынешнего командира, Господи, помоги нам всем как-нибудь обойтись без ядовитых ракет и без ядовитых советов, без убийств в семье и без козней Сатаны, без древних духов и новых выдумок; и не прошу «дай ему милости», а только «не препятствуй», остальное он сам возьмет.

Весеннее утро — лучшее время для работы, но сегодня вряд ли удастся хотя бы разобрать старые записи, не говоря уж о новых. С ночи, когда тихий неприметный гость передал синьору Бартоломео письмо, не получается ни уснуть, ни заняться хотя бы одним из нужных дел. Несколько попыток ни к чему не привели. Слова не складываются во фразы, а фразы — в осмысленные абзацы.

Синьор Бартоломео подходит к окну, толкает ставни, выглядывает наружу. Не жарко, тихо, свежо — отличный майский день, ясный и теплый. Солнце еще не зависло прямо над узкой улочкой и не поливает окна слишком яркими лучами, камни еще не накалились и поднимаемая сотнями ног, копыт и колес пыль пока не зависла в воздухе. Но воздух приятно согревает руки, ветерок скользит по лицу и щекочет кожу. Замечательный день. Замечательная погода. Замечательный город. Хорошо бы в Равенне сейчас шел затяжной дождь, и с окрестных болот ползла по улицам жадная лихорадка…

Можно пожелать. Можно даже сделать. Это не так трудно, для этого не требуются ни сверхъестественные силы, ни натурфилософия. Его Величество Тидрек — осторожный человек, умный и внимательный. Но в некоторых вопросах он, как это свойственно пожилым людям, слегка закоснел, и даже не подозревает, как далеко вперед ушел мир. Сделать можно, а делать нельзя. Потому что без короля вся эта разношерстная коалиция городов, земель и союзов, называемая Галлией, свернется как свиток, пожрет друг друга. Сыновья Тидрека не стоят доброго слова, внуки слишком малы. Рушить дело своей жизни только потому, что краеугольный камень строительства в очередной раз проявил те самые качества, за которые отчасти ты его и выбрал? Мелко и смешно. Но очень хочется взять за плечи, втиснуть в стену… и объяснить, почему даже королю Галлии не стоит, совсем не стоит вламываться в дом скромного ученого и крушить его инструментарий.

Однажды обезьяна, — записывает он на обороте счета, вернувшись за стол, — нашла дальномер. Нет, это, пожалуй, слишком сложно — лучше взять простую вещь, пользоваться которой доводилось если не каждому, то многим. Однажды обезьяна нашла… что? Винт? Твердая проволока напаивается на железный стержень, вот и готов винт, вещь простая и известная с древних времен, но что с ним сможет дурацкого сделать пресловутая мартышка? Однажды обезьяна нашла… стило для письма. Вот это подойдет. И немедленно решила, что это — палочка для чесания.

Конечно, стило, будучи инструментом неодушевленным, не возмутилось столь странным обращением. Да и в диком лесу, где обезьяна была одной из самых разумных обитательниц, никто не нашел бы ее выбор неверным. Вполне возможно также, что она при помощи стила избавилась от нескольких блох. И при удаче — не выколола им глаз и не напоролась на него спросонья. И, конечно же, смешно было бы желать, чтобы обезьяна распорядилась попавшей ей в лапы вещью, согласно природе вещи, а не собственной природе. Но все же, я нахожу эту историю более грустной, чем смешной.