Жан-Луи Фетжен - Эльфийские хроники

— Да, Ваше Высочество, — сказал Горлуа, стараясь выглядеть абсолютно спокойным.

Принц покачал головой, выпустил руку рыцаря и пошел к своему коню, разглядывая по дороге серое — без туч — небо. «Сегодня, наверное, снег идти не будет», — подумал он.

Ничего не говоря и ни на кого не глядя, Гвидион неторопливо прошел перед группой, возглавляемой Морврином. Он все еще опирался на плечо Ллианы с таким видом, как будто ему было тяжело идти, и высвободил его лишь после того, как они зашли в его подземное жилище. Ллиана присела в углу — подальше от ложа, которое в течение уже нескольких дней занимал Махеолас, — и стала наблюдать за друидом, который начал складывать какие-то свои вещи в мешок.

— Еще слишком рано для того, чтобы отправляться в путь, — пробормотал он, словно догадавшись, какой вопрос уже вот-вот готов сорваться с губ юной эльфийки. — Твой отец, несмотря на свой возраст, все время торопится. Ему следовало бы научиться быть терпеливым…

Ллиана не решилась начать расспрашивать друида и попыталась самостоятельно догадаться о том, что сейчас происходит. Ее отец и группа окружавших его воинов, по всей видимости, ждали Гвидиона. Хотя она и делала вид, что ничего особенного не замечает, нужно быть слепой, чтобы не заметить Махеоласа, сидящего среди них со связанными руками и с подавленным выражением лица. Связывают ли руки тому, кого собираются освободить? Конечно же, нет… Тогда зачем его куда-то собираются увести: чтобы передать этого юношу его сородичам или чтобы его убить? Как бы там ни было, друид, похоже, собирался к этой группе присоединиться, и, судя по тому, что он не очень-то торопился это сделать, ему предстояло поучаствовать в чем-то таком, что его отнюдь не радовало.

Как только вещи были собраны, старый эльф с глубоким вздохом сел на пол, поискал что-то в карманах и, вытащив из одного из них щепотку сухих трав, покрошил их в очаг, в котором тлели веточки. В его жилище сразу же стало светло, как при ярком солнечном свете.

— Мне необходимо хорошо видеть, — пробурчал он. — Во всех смыслах этой фразы… Передай мне мешок, который лежит рядом с тобой.

Ллиана тут же повиновалась, однако ее сердце екнуло, когда она узнала тот большой кожаный мешок, на который ей показал Гвидион. Именно в нем он хранил «Дуйли федха» — элементы леса (так называли таблички, на которых были выгравированы руны, используемые для предсказаний). Изо всех сил пытаясь скрыть охватившее ее беспокойство, Ллиана украдкой смотрела на наставника, а тот, развязав бечевку, стягивающую мешок, положил его на пол и широко раскрыл.

— Ты не задавалась вопросом, зачем я приходил сегодня утром на вершину скалы? — спросил Гвидион, не отрывая взгляда от рун. — Я приходил туда вовсе не для того, чтобы посмотреть на юного безрассудного Лландона или на мое старое дерево… Я приходил туда, чтобы найти там тебя.

Гвидион бросил взгляд на Ллиану, улыбнулся тому, с каким усилием она старалась делать вид, что ничего не понимает, а затем продолжил:

— По какой-то неизвестной мне причине ты и Махеолас связаны друг с другом…

— То есть как это? Но ведь…

— Не перебивай меня, — сухо сказал друид. Затем он, улыбнувшись, продолжал: — У меня очень мало времени. Судьба этого мальчика и твоя судьба тесно связаны друг с другом. Каким именно образом — этого я не знаю, однако, как только он здесь появился, я почувствовал, что между вами существует какая-то связь. Кстати, ты сама должна была это понять, потому что ты приходила на него взглянуть…

— Кто вам такое сказал?!

— Разве ты не приходила взглянуть на него несколько дней назад?

— Так ведь я… Ну конечно нет!

— Значит, у тебя еще меньше интуиции, чем я предполагал… А жаль!

Он снова бросил на нее взгляд и улыбнулся. Под влиянием охватившего Ллиану волнения — и стыда за собственную ложь — ее щеки посинели[16], а кончики ушей загнулись назад — так, как будто она не хотела больше ничего слышать.

— Как бы там ни было, у меня больше нет ни времени, ни выбора, — сказал Гвидион, снова становясь серьезным. — Впрочем, попытаемся… Ну-ка, засунь свою руку в мешок, подумай о Махеоласе, сконцентрируй все свои мысли на нем и возьми три из этих табличек. Позволь своим пальцам их выбрать или возьми первые попавшиеся — как хочешь…

Произнося эти слова, Гвидион начертил на полу длинную линию.

— …и затем разложи их здесь — в том порядке, в котором ты их достанешь.

Словно бы ничего не произошло, он поднял на нее глаза и увидел на ее лице выражение беспокойства и настороженности.

— В чем дело?

— Я не могу, — пробормотала она. — Я не умею обращаться с рунами… Не нужно…

— Если ты чего-то боишься, то зря: с тобой ничего не произойдет. Я нуждаюсь в тебе, чтобы суметь понять судьбу этого человека, узнать, кто он такой, и выяснить, представляет ли он угрозу для народа леса. Элементы леса открывают перед нами прошлое, настоящее и будущее, однако вовсе не в одинаковой и однозначной манере, как будто бы это была единственная истина. Единственной истины никогда не бывает… Когда происходит какое-нибудь событие, причем неважно, какое — ссора, инцидент на охоте или приятный сюрприз, — это событие не оставляет у тех, кто был его свидетелем, одинаковые воспоминания, хотя каждый из них искренне верит, что ему известно об этом событии абсолютно все. То же самое касается и настоящего с будущим. Если я разложу руны применительно к Махеоласу, они расскажут мне о том, о чем я уже знаю — или же думаю, что знаю. А вот если ты, как я полагаю, и в самом деле имеешь какое-то отношение к его судьбе, я мог бы узнать о нем побольше и… и мог бы тогда поступить надлежащим образом.

Свою последнюю фразу Гвидион пробурчал со смущенным и неуверенным видом. Ллиана вспомнила о веревках, которые стягивали запястья подростка, и об окружавшей его группе воинов. Ага, значит, судьба Махеоласа сейчас висит на волоске: друид все еще не принял окончательного решения, что с этим подростком-человеком следует делать.

Гвидион показал ей жестом, чтобы она поторопилась, и она, протянув слегка задрожавшую от волнения руку, засунула ее в кожаный мешок. Ее пальцы нащупали в нем таблички, поверхность которых от длительного использования стала очень гладкой, проскользнули между ними и на некоторое время замерли. Она стала ждать какого-нибудь знака, ощущения теплоты, какого-нибудь — почему бы нет? — движения, как будто та или иная табличка с рунами могла сама запрыгнуть к ней в руку. Тут же осознав всю нелепость подобного ожидания, она схватила одну за другой три деревянные таблички и затем, стараясь не встречаться взглядом с Гвидионом, аккуратно разложила их вдоль линии.