Эльхан Аскеров - Бастарды

Стальной болт пробил коню грудь, вонзившись в сердце благородного животного по самое оперение. Изогнув могучую шею, жеребец зубами ухватил болт, словно пытаясь вытащить его, но это было последнее движение уже мертвого коня. Стройные, сильные ноги подогнулись, и жеребец рухнул в сухую траву, издав жалобное ржание.

Десятник Ваган, которого просто оттерли в прошедшей схватке в сторону, растерянно переводил взгляд с лежащего на земле Ал-Тора на своего командира, пытаясь осознать произошедшее. Наконец, что-то решив, он рванул поводья и, подлетев к сотнику, заорал в полный голос:

– Что все это значит, командир?! Что происходит?

– Ты хочешь знать, что происходит, Ваган? Я отвечу тебе, хотя ты мог бы и сам догадаться. Но ты всегда отличался тупостью и упрямством. За голову этого парня назначена такая награда, что любой, кто притащит его в Кортес мертвым, будет жить безбедно до самой старости, а за живого награда в два раза больше. Ты был достаточно глуп, чтобы ничего не заподозрить и привести нас к его логову.

– Я дал слово. Кровную клятву! Как вы можете так поступать со мной, со всеми нами? Я столько лет провел рядом с вами, считал вас своим другом, я верил вам!

– И что? Поэтому ты решил, что я откажусь от возможности заработать хорошие деньги и обеспечить себе безбедную старость? По-твоему, я должен всю жизнь мотаться по дорогам, жить в казармах и общаться с такими дуболомами, как ты? Я! Человек, рожденный в благородной семье, должен всю жизнь скитаться, только потому, что какому-то вонючему десятнику вздумалось дать кровавую клятву, принятую у наемников?! – проревел багровый от злости сотник и, выхватив палаш, поднял коня на дыбы.

Отточенный до бритвенной остроты палаш описал длинную дугу и опустился на голову десятника. Бедолага до самого конца не мог поверить в подобное предательство командира, которого он знал много лет. Он так и остался сидеть в седле, даже не предпринимая попытки защититься. Используя силу инерции коня, сотник нанес удар, разрубивший десятника от плеча до пояса.

Солдату из десятка Вагана, который попытался что-то возразить, сотник располосовал горло от уха до уха. Затем, развернувшись к сотне, Деметрис вскинул палаш и, обведя солдат полубезумным взглядом, грозно спросил:

– Ну, кто еще хочет оспорить мои приказы?

Наемники, натыкаясь на дикий взгляд своего командира, шарахались в сторону, украдкой делая пальцами охранные знаки. Ни один из оставшихся в живых солдат не рискнул возразить, хотя многие отводили взгляд и отъезжали подальше, чтобы избежать участия в этом грязном деле. Вскоре рядом с сотником осталось не больше дюжины самых преданных наемников.

– Свяжите ублюдка, пока не очнулся, – рявкнул сотник оставшимся прихвостням.

Спрыгнув с коней, наемники быстро скрутили запястья лежавшего в беспамятстве воина за спиной и вздернули его на ноги. Голова пленника безвольно мотнулась из стороны в сторону, и длинный конский хвост волос откинулся за плечо, обнажив шею. На плечо воина ручьем стекала кровь из пробитой головы.

– Ты случайно не перестарался, Живоглот? Не зашиб подонка? – озабоченно спросил один из держащих пленника наемников.

– Не. Шарахнул в самую тютельку. Плесните ему воды в морду, сразу очухается, – шмелем прогудел здоровенный, звероподобный наемник, имя которого толком никто не знал. Среди наемников он давно уже был известен как Живоглот, за звериную ярость, огромную силу и любовь к людским страданиям.

Плоский, несколько раз переломанный нос, близко посаженные к переносице, скрытые под тяжелыми надбровными дугами глаза, неопределенного, серо-болотного цвета. Щербатый рот и изуродованный шрамом квадратный подбородок. Вдобавок к этому огромный рост, широченные, как у быка, плечи, и почти полное отсутствие мозгов.

Единственный человек, которого Живоглот по-настоящему боялся и уважал, был сотник Деметрис. На чем основывалось такое поклонение, не знал никто, но любой приказ сотника Живоглот выполнял с удивительным рвением.

Прислушавшись к дельному совету, один из наемников достал из переметной сумы кожаное ведро, предназначенное для поения лошадей на привале, и, зачерпнув из ближайшей лужи, с размаху выплеснул грязную воду в лицо пленнику.

Тихо застонав, юноша поднял голову и обвел наемников мутным, рассеянным взглядом. С трудом сфокусировав взгляд на сотнике, Ал-Тор разлепил окровавленные губы и хрипло спросил:

– Это и есть ваше исполнение слова, сотник? Похоже, кровавая клятва наемника стоит не больше навозной кучи. Что ж, чему удивляться? Недаром говорят, что в жилах наемника дерьмо вместо крови.

– Заткнись, мразь! – взревел один из державших его сотников, с размаху ударив юношу по лицу. Латная рукавица рассекла скулу и разбила рот.

Сплюнув кровь, Ал-Тор презрительно усмехнулся и спросил:

– Что, легко быть смелым против беззащитного? Развяжи мне руки, и я вышибу тебе последние мозги, даже не обнажая меча. Жалко пачкать благородный клинок той пакостью, что течет в ваших жилах. Ну что? Рискнешь? – бросил Ал-Тор десятнику.

Это был откровенный вызов, не ответить на который было равносильно признанию собственной трусости.

Десятник потянул из ножен кинжал, когда над холмом раздался рев взбешенного слона.

– Не сметь! Ты с ума сошел, десятник?! Я слишком много сил потратил на то, чтобы поймать его живьем, – проорал взбешенный сотник, размахивая палашом. – А кроме того, он и вправду может выбить из тебя все дерьмо голыми руками, – рассмеялся он, жестом указывая Живоглоту забрать пленника.

– Он бросил мне вызов, сотник, – угрюмо проговорил десятник, с силой вбивая кинжал в ножны.

– Конечно. Он и рассчитывал на то, что ты его примешь.

– Но нас здесь сотня, а он один, – продолжал упорствовать оскорбленный.

– Этот один стоит больше любого из вас. Спроси людей из десятка Вагана, они должны помнить, что он устроил на арене шесть лет назад, – ответил Деметрис и продолжил, обращаясь к юноше: – Твои обвинения в клятвопреступлении беспочвенны, бастард. Ваган не выдал твоей тайны. Но он и не обещал, что не поедет сюда. Мы просто сопровождали его в этом путешествии. Он был слишком доверчив.

– Был?

– Был. Оглянись, и увидишь все сам. Он не преступал клятвы. – Жестко усмехнулся Деметрис и, тряхнув поводьями, направился к собравшейся у подножия холма сотне.

Ал-Тор медленно оглянулся и увидел, как четверо наемников на плащах уносили тело десятника Вагана. Все четверо были из его десятка и теперь с грустью отдавали последнюю дань погибшему командиру. Остальные парни из десятка уже рыли могилу.

Грустно кивнув головой, Ал-Тор негромко произнес, медленно оглядев стоящих рядом наемников: