ПВТ. Тамам Шуд (СИ) - Евгения Ульяничева
Третий не смог бы даже держать марш в ногу.
Люди кругом двигались быстро. Без суеты и паники, каждый знал, что делать и занимал отведенное место. Выпь оттеснил Юга к крылу палатки, сам занял место в строю.
Юга растерянно оглядывался, выхватывая отдельные фрагменты: резкие, короткие команды, ровные шеренги солдат, знамена Хомов.
А потом вся масса организованно развернулась и направилась прочь из лагеря.
***
Выпь судорожно, на три счета, выдохнул. Перед Юга он старался держать лицо, но на самом деле не чувствовал в себе большой уверенности. Да, он учился военной дисциплине, понимал ее важность. Но в поле оказалось совсем иначе.
В поле он был словно один — даже будучи одним из многих.
Никто не ждал Хангар на закате, когда солнце било людям в спины, а Нуму — в глаза. И тем не менее, они шли. Выпь видел золотую линию, растущую с каждым вдохом.
Воинов разделяли по крепкости и росту. Выпь был сильным и высоким, его воткнули в отряд ребят с Хома Мглоты. Пикинеры. Линия обороны сразу после заградительных орудий.
Вперед выдвинулись солдаты Хома Гардарика, они заведовали движущимися щитами на колесах. Второй видел, как ловко эти ребята собирают из разрозненных элементов сплошную стену, как она обретает монолитность, рост и глухую неподвижность. В стене были предусмотрены узкие бойницы для стрелков.
Если Нум прорвется через заплот, они примут первый удар.
Выпь крепче перехватил дикту, но двинуться дальше не успел. Всадник с огненными волосами налетел и злым, тонконогим конем буквально выдавил его прочь из строя.
Никто не посмел перечить арматору.
— Ты что здесь делаешь? — Гаер надвинулся полуденным солнцем. — Какого ты здесь забыл?!
— Я готов сражаться. Как все они, — Выпь нахмурился.
Арматор побелел так, что веснушки стали похожи на брызги крови. Наклонился, процедил, глядя в лицо.
— Ты — не они, Второй. Для лобовой атаки оставь мясо. Мне нужны твои способности. Нам нужны.
— Я не трус.
— Нет, конечно, нет. — Арматор насмешливо скривил рот. — Просто дурак. Будешь геройствовать, устрою твоему другу вынос мозга.
— Я не могу стоять в стороне, когда близится сражение.
— Так не стой, дубина. Заходи сзади — так ты и сучку эту нагнешь, и копьем в жопу не получишь. За мной.
Он ловко развернул коня и Выпь, стиснув зубы, подчинился.
***
— Что они делают, — в воздух спросил Гаер.
Со стены видно было, как первые ряды Хангар вдруг расщепились, раскололись. И, когда до заплота оставалось совсем немного, локуста прыгнули.
Взмыли в воздух, зависли, будто янтарные стрекозы. И развернули крылья. Выпь видел: особь локуста испускала из себя, как лучи, две пары крыльев, на свету видны были жилы и цветные пластины между ними. Как горячий, горящий витраж. Как вопль. Только красивее.
Рыжий глухо выругался, прикрывая глаза локтем. Хлестнувший красной плетью свет, пойманный и отраженный крыльями, ударил обратной волной по глазам людей.
Выпь устоял, но лишь потому, что свет не причинил ему особого беспокойства. Зажмурился на пару мгновений, а потом открыл глаза, видя мир в измененном цвете.
Люди, попавшие под удар, подобным похвастаться не могли.
Хангары не переходили в наступление, но и крылатое зеркало свое не опускали. Будто ждали чего-то.
Над лагерем вновь растянулся крик рогача и воздух заныл и задрожал от поднявшихся шмелей. Выпь видел их раньше. Шмелями звали окаменевшие глаза древних созданий, раньше населявших Хомы. Считалось, что в их очах запечатана сама смерть — то, что убило старших существ в один мах.
Глаза эти видом своим напоминали яйцо, размерами же превосходили голову лошади, а на шкуре имели бледные полосы. Когда их вынимали из земли, шмели тяжелели и наливались жаром. И чем выше их поднимали, тем жарче становились. Шмели несли в себе гибель, чем научились пользоваться люди.
Скованные гнетом замороженных земляных цепей, они мирно ждали вечность, но теперь, направленные умелой рукой стрелков в жаростойких кафтанах, обернулись страшным оружием.
Один шмель угодил прямо в зеркало, сминая пластинки и жилы крыльев локуст. Второй перелетел первую линию и рухнул там, взметнув приглушенный расстоянием хруст.
Но не крик.
Выпь понял, что еще было странным. Хангары, Нум — молчали. Слышен был только стрекот локуст и шорох от трения пластин.
Возможно, подумал отстраненно, на этой стадии развития они немы.
Мутус. Это бы роднило их с онто-фазами Вторых…
Жаром обдало спину.
— Отставить стрельбу! — вдруг рявкнул Гаер, вскидывая руку.
Еще пара шмелей отправилась в полет, но дальше — ничего.
— На кой, — пробормотал арматор, щурясь со слезой. — Второй, что видишь?
Выпь видел. Глаза его вмещали больше, чем человечий зрак.
— Они забирают себе снаряды, как дети бусины, — сказал Выпь.
— Твою-то мать, а, сукины дети, так их растак!
Арматор хватанул кулаком по ребру стены.
На поле меж тем ликовали, и было отчего — Хангары отступали. Убирались, точно отлив, плавно и быстро, унося с собой раненых и снаряды.
Со стороны Отражения не пострадал ни один.
Но арматор молчал, стиснув зубы и это не предвещало хорошего.
Глава 20
Хом Гаптики дрожал и переливался на ветру, как детская вертушка. Плескались ленты, алые словно кровь и белые точно молоко. Женщины носили на шеях бусы из птичьих когтей и пахли корой дерева. Мужчины болтали, как женщины, и пели, как птицы.
— Ну. Как мы отыщем его?
Михаил плотнее запахнул куртку. Лин, напротив, торопливо избавился от жаркого свитера, будто тот заслонял ему обзор.
— Не знаю, — честно признался Лин, с моста оглядывая густую толпу, краской льющуюся по улицам вдоль канала. — Я как-то упустил этот момент.
Плотников вздохнул. Что-то подобное он предполагал. Лин очевидно не родился гением стратегии, но отличался в импровизации. Следовало поместить его в ситуацию и уж там, в сердце ее, он показывал себя.
— Тогда предлагаю сначала взять комнату, затем пообедать и после отправиться в нижнюю часть города. К стокам, так сказать. Обычно там собираются люди, торгующие людьми.
Лин задумался. Шелковистые тени от бегущих лент завязывали ему рот и глаза.
— Я только надеюсь, мне не придется никого калечить или убивать, — сказал с искренним чувством.
— Хотел бы и я того же, — поддержал Михаил.
Им повезло взять комнату, одну на двоих, под самой крышей, зато с балконом и видом на канал. Балкон обнимал плющ с темными глянцевыми листьями и остро пахнущими, будто из воска отлитыми, цветами.
Лин рвался «к стокам», но Михаил усадил его обедать. Рыбу в трапезной
