Вспомни меня - Челси Бобульски
«Нет, — говорю я себе. — Не то прикосновение, которое я почувствовала. Прикосновение, которое, как мне казалось, я почувствовала. На самом деле этого не было».
А затем, чтобы помочь своему мозгу действительно поверить в это, я говорю:
— Здесь ничего нет. Никто из вас не настоящий.
Я жду, хотя и не уверена, чего именно. Никакие призраки не появятся, чтобы убедить меня в обратном. Лампочки больше не лопнут. Где-то справа от меня скрипит половица, но это просто оседают старые кости этого викторианского замка.
«Видишь? — говорю я себе. — Просто галлюцинация».
Конечно, эти мысли не заставляют меня чувствовать себя лучше, учитывая, что мой разум снова играет со мной какие-то дурацкие шутки, но это лучше, чем альтернатива. Слова доктора Роби «звоните, если вам что-нибудь понадобится» эхом отдаются в моей голове, громче, чем когда-либо, пока я возвращаюсь в свою комнату.
Единственное, что удерживает меня от того, чтобы взять телефон, это моё упрямство, которое, как всегда говорила мама, либо приведёт меня куда-нибудь, либо в никуда, в зависимости от моего настроения.
Я не знаю, правильный ли это выбор, выбираю ли я где-то или нигде, но ничего не изменилось.
Я пролечилась у психотерапевта последние четыре года. Мне нужно выяснить, достаточно ли я, наконец, в порядке, чтобы справиться с этим самостоятельно, и единственный способ сделать это — попытаться. Если я не смогу с этим справиться, я позвоню. Но не сейчас. Пока ещё нет.
Вот почему, когда я возвращаюсь в комнату, я долго принимаю душ. Даже когда я заканчиваю мыться, я заставляю себя стоять неподвижно, позволяя воде стекать по моим ноющим мышцам, сопротивляясь желанию проверить что там по другую сторону занавески, независимо от того, сколько раз образ моего имени, написанного на зеркале, продолжает всплывать в моём сознании.
Когда я, наконец, отдёргиваю занавеску, там ничего нет. Ванная комната выглядит так, как и должна выглядеть.
Удовлетворенная, я переодеваюсь в джинсы и старую футболку, оставляю свой мобильный телефон в рюкзаке на полу в номере и направляюсь в кладовку.
Сегодня я как никогда благодарна за эту работу.
Она успокаивает мой разум, и я вовсе не нахожу совпадением то, что мне ещё предстоит испытать здесь галлюцинацию. Не из-за того, что Макс постоянно держит меня в напряжении, задавая случайные сюжетные вопросы для своего сценария, и не из-за стопок статей, писем и фотографий, я просто продолжаю погружаться в себя, пока не кажется, что я почти рядом с ними, с этими людьми, которые жили, мечтали и умерли задолго до моего рождения.
Интересно, что случилось со всеми ними, с этими именами и лицами, которые прошли через этот отель, как через железнодорожную станцию для душ, общую остановку на путях их жизни. Моя собственная жизнь кажется маленькой по сравнению с их, мои проблемы незначительны, и страх, что я не справлюсь с этим сама, что я никогда не буду свободна от этого, рассеивается в лицах этих давно ушедших незнакомцев, пока я почти не забываю, что мне есть о чём беспокоиться.
Я нахожу папку, полную статей. Это копии, отпечатанные на одной из тех старых машинок микрофишей, и у меня перехватывает дыхание при виде надписи, которая гласит: МАРК ТВЕН ПОСЕЩАЕТ ОБЕД В «ГРАНД ОТЕЛЬ УИНСЛОУ» В ЧЕСТЬ ДНЯ НЕЗАВИСИМОСТИ.
Газета датирована 4 июля 1907 года.
Я провожу пальцами по фотографии под подписью. Толпа стекается с крыльца отеля, чтобы поприветствовать знаменитого писателя, когда он входит в вестибюль. Это не самая лучшая его фотография — его лицо повернуто только на три четверти к камере, и фокус немного резче по краям фотографии, чем в середине, так что я не уверена, что это именно тот снимок, который отель хотел бы выставить в своём музее. Я наклоняюсь вперёд, чтобы положить статью в стопку «Сохранить», но моё внимание привлекает пятно внизу страницы.
Не пятно.
Заголовок.
МОЛОДАЯ СВЕТСКАЯ ЛЬВИЦА УБИТА В РОСКОШНОМ ОТЕЛЕ
И дата: 6 августа 1907 года.
Я подношу статью ближе. Тот, кто распечатал её с микрофиши, должно быть, прокрутил слишком далеко вниз, захватив больше, чем предполагалось для статьи о Дне независимости. Я откладываю газету в сторону и просматриваю папку в поисках заголовка об убийстве в другой газете, но там ничего нет.
— Эй, Макс? — я встаю и пересекаю комнату. — Взгляни на этот заголовок. Ты знаешь, о чём это?
Макс отодвигает в сторону коробку со старыми салфетками для коктейлей и забирает у меня статью.
— О да, — говорит он, просматривая его. — Аурелия Сарджент. Она и её жених были убиты в отеле.
— Убиты?
Макс кивает.
— Дело так и не было раскрыто, и все улики, которыми располагала полиция, были уничтожены во время пожара в полицейском участке в 1930-х годах.
Он качает головой и возвращает мне статью.
— Один из детективов подумал, что это было убийство-самоубийство, но семьи жертв не позволили ему включить это в отчёт, потому что это вызвало бы скандал.
— Кто из них, по мнению детектива, был убийцей? — я спрашиваю Макса. — Светская львица или её жених?
Он пожимает плечами.
— Никто не знает.
Я провожу большим пальцем по заголовку.
— Как ты думаешь, историк захочет это увидеть?
Макс качает головой.
— Похоже, что это было взято из библиотеки, а это значит, что у него, вероятно, уже есть доступ к оригиналу. Я бы просто выбросил это. Мама хочет, чтобы это место было полностью очищено.
Я ещё секунду смотрю на заголовок.
— Нелл? Ты меня слышала?
— Да, прости. Сделаю.
Я несу статью в мусорный мешок. Но даже когда я открываю пакет, я не могу заставить себя бросить её туда.
Я знаю, что люди, о которых я читала и на которых смотрела сквозь чёрно-белый объектив, давно ушли из жизни, но я никогда не думала, что кто-то из них погиб здесь, и уж точно не таким ужасным образом (кровь на ковре, кровь на стенах, капающая кровь, стекающая вниз). Я ещё мгновение смотрю на заголовок, а затем складываю статью и засовываю её в задний карман джинсов.
Я пытаюсь поработать ещё час, но не могу перестать думать об убийстве и искалеченных телах, лежащих на полу
