Лес - Челси Бобульски

Автор: Челси Бобульски

ЛЕС

Переводчик: Gosha_77

Редактор: NaPanka, Rovena_nn

Вычитка: enzhii

Переведено для группы

https://vk.com/booksource.translations

При копировании просим Вас указывать ссылку на наш сайт!

Пожалуйста, уважайте чужой труд.

ГЛАВА I

Папа говорит мне, что лес — не место для игр. Это место для работы, и оно более мощное, чем я когда-либо могла себе представить.

Он говорит мне, что нельзя забывать правила леса. Их всего три.

Не сходить с тропинок.

Не задерживаться после наступления темноты.

Не игнорировать зов.

Эти правила легко запомнить. Он вдалбливает их мне в голову каждый день за завтраком из хлопьев и по дороге к автобусной остановке. Он встречает меня после школы и снова напоминает мне о них, но, когда я спрашиваю, могу ли я пойти в лес, он отвечает: «Пока нет».

Я наблюдаю за лесом из окна своей спальни, за деревьями, которые раскинулись за нашим домом вдоль реки Олентанги. Для всех остальных он имеет полмили в ширину и три мили в глубину. Для нас он безграничен.

Я наблюдаю за сменой времён года из этого окна. Подсчитываю количество листьев, которые стали оранжевыми и красными, фиолетовыми и золотыми. Я смотрю, как они, падая с ветвей, покрывают землю так, что тропинки различимы только по выветренным брёвнам, которые их очерчивают.

Когда идёт снег, он покрывает и брёвна, и я задаюсь вопросом, не усложняет ли это соблюдение правил. Ведь легче сойти с тропинок, когда их не видно. Легче попасть в ловушку среди безграничного пространства, не имея возможности убежать при наступлении ночи. Ведь легче забыть такие понятия, как долг и честь, в окружении всей этой белизны.

Папа говорит мне, что это у него в крови. Он нашёл бы тропинки, даже если был бы слеп. Он чувствует, как опускается ночь, как другие чувствуют тепло от костра или запах дождя на горизонте. Он никогда не забывает прислушиваться к зову.

Даже когда он этого не хочет.

Он говорит мне, что со мной будет то же самое, когда я стану достаточно взрослой. Говорит, что это у меня тоже в крови.

И когда он наконец-то начинает мои уроки в лесу, я знаю, что он прав. Я чувствую это, как пение птиц. Жужжащая мелодия под кожей, которая удерживает меня на пути, направляет, никогда не позволяя идти туда, куда я не должна. Я не могу сойти с тропинок — это физически невозможно. Я не могу задерживаться после наступления темноты — это было бы самоубийством. Я не могу игнорировать зов — в тот единственный раз, когда папа сказал мне попробовать, птичье пение превратилось в шершней, впиваясь в мышцы и сухожилия, причиняя мне боль и вызывая тошноту.

Именно из-за этих правил я не сразу понимаю, что что-то не так, когда однажды утром спускаюсь по лестнице, а папы нет за кухонным столом. Почему я не понимаю, когда вижу, как мама рыдает в рубашку дяди Джо. Почему гудение забивает мне уши, когда дядя Джо говорит мне, что папа сбился с тропинки. Что его поглотили деревья.

Что он исчез.

Я говорю Джо, что это не может быть правдой. Папа не мог сойти с тропинки — это невозможно. Джо, должно быть, ошибается. Папа просто ещё не вернулся со своего утреннего патрулирования. Вот и всё.

Но я никогда не видела дядю Джо таким бледным. Он бормочет что-то себе под нос, точно так же как он делает, когда мы играем в шахматы, и он просчитывает все возможные исходы. Я улавливаю фрагменты вроде «должно быть, как-то споткнулся» и «может быть, драка с путешественником?» и «нужно сообщить совету».

Мама сейчас сидит за столом, скрестив руки на груди, как крепость. Я наклоняюсь над ней и кладу свою голову ей на макушку, хотя и не могу понять, почему она плачет. Папа всё ещё на утреннем патруле.

Он вернётся.

* * *

В последующие недели расследование совета завершается без каких-либо доказательств злого умысла. Они решают, что он просто сбился с пути. Несчастный случай. Никто ничего не смог сделать.

Но я знаю лучше.

Либо его заставили сойти с тропы, либо он нашел способ сойти с неё добровольно. В первом случае: если путешественник каким-то образом заставил его сойти с тропы, я ничего не могу поделать. Поэтому я твержу себе, что это было сделано добровольно, потому что, если папа сошёл с тропы, то сделал это по какой-то причине. Если папа сошел с тропы, то я должна быть в состоянии сделать то же самое. Но даже сейчас, когда я стою в лесу, окруженная покрытыми льдом деревьями, которые сверкают на солнце, как кристаллы, отбрасывая полосы радуги на снег у моих ног, я не могу последовать за отцом. Моё тело не позволяет мне.

Я спрашиваю дядю Джо, что это значит.

Он говорит, что это у меня в крови. Я никогда не смогу сойти с тропинки.

ГЛАВА II

20 МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ

Мне никогда не было так страшно или так любопытно, как в первый раз, когда я встретила путешественника. Папа, конечно, рассказывал мне о них, об этих людях, которые проваливаются через порталы для путешествий во времени — пороги, червоточины, называйте, как хотите, — которые оставляют следы на деревьях за нашим домом. Путешественники и есть причина охраны. Это люди, которых нужно защищать от леса, и от которых нужно защищать лес.

«Наша задача — не дать им переступить порог другого времени», — сказал мне папа во время моего первого урока.

«Почему?» — спросила я.

«Это опасно, — ответил он. — Для них и для леса. Путешественники созданы для того, чтобы жить в своих собственных временных периодах и ни в каких других. Застрянешь в чужой эпохе — и последствия могут быть серьёзными».

«Какими?» — побудила я его.

«Смерть, — ответил он. — Разрушение. Взрыв пространственно-временного континуума и жизни, какой мы её знаем».

Сомневаюсь, что папа хотел напугать меня. Думаю, он просто хотел, чтобы я знала, понимала. То, что мы делаем — то, что всегда делали Пэриши, — имеет значение. Даже в моменты своего цинизма я не думаю, что папа когда-либо по-настоящему верил, что работа, которую мы проделали, была напрасной. Но это не помешало мне увидеть предзнаменование смерти и разрушения, когда я впервые увидела путешественника.

Он был высоким — вдвое выше меня — и широкоплечим, гора