Кэйтлин Кирнан - Беовульф

— Может, у дракона детки были…

— Давай факел, — поторопил Беовульф. Он потянулся к висящему на поясе золотому рогу Хродгара. — Ты пока займи малых драконят, а я пообщаюсь с мамочкой Гренделя.

— Постараюсь быть вкусным, — проворчал Виглаф, закрепляя шерсть на конце палки. Несколько искр кремня — и факел вспыхнул.

— Горит водица-то, — заметил Виглаф, отдавая факел Беовульфу.

— Скоро увидимся, друг Виглаф, — бросил Беовульф и, не дожидаясь ответа, направился ко входу в пещеру, шлепнул по воде, разгоняя тьму светом факела Вот отсвет факела потускнел, вот он уже не виден снаружи. Виглаф отошел от берега, взобрался повыше, спрятался от ветра под дубами. Он сел лицом к воде и прищурился, стараясь вспомнить окончание истории о Хильдебург и фризском короле.

Проход между корнями оказался весьма неширок. Беовульф задержался при входе. Холодная вода доходила до колен, потолок норы вознесся достаточно высоко, чтобы не пригибаться без риска задеть его головой. Факел Беовульф держал в левой руке, Хрунтинг в правой. Стены сверкали вкраплениями кристаллов. Никогда еще Беовульф не видел такого камня. Серый, как сланец, но пронизан кварцем. Сверху пробивались корни деревьев, сплошь покрытые сталактитовым известняком, вряд ли живые.

«Не стой здесь, — подгонял он себя. — Поскорее разделайся — и конец». И он пошел дальше. Шагов через сто открылся проход в большую пещеру. Здесь ручей впадал в подземное озеро. Противоположного берега не было видно. Не видно и признаков жизни на его поверхности, вода черная и как будто мертвая. Вокруг частокол сталактитов и сталагмитов.

«Зубы дракона», — подумал Беовульф и тотчас прогнал эту неуютную и ненужную мысль. Видел он их и раньше. Камень, и только. Причем непрочный. Он прошел еще несколько шагов, подняв факел повыше, и вдруг оказался в полной темноте. Пламя погасло, как будто задутое неощутимым ветром. Другой на его месте вернулся бы, чтобы снова зажечь факел, но он не будет тратить время.

«Масло выгорело, — решил Беовульф. — Только и всего. Я один во тьме, но это всего лишь тьма и всего лишь пещера».

Но тут тьма рассеялась. Жутковатое сияние исходило от висящего у пояса золотого драконьего рога, как будто вспыхнули разом тысячи светлячков. Беовульф осторожно прикоснулся к рогу, опасаясь обжечь палец, но поверхность металла оказалась холодной. Как будто даже холоднее, чем обычно. Он отшвырнул бесполезный факел и снял с пояса рог. В этом новом свете не было ничего здорового, ничего естественного. Но нельзя отрицать какой-то особенной притягательной силы, чего-то чарующего, исходящего от него.

— Значит, она боится света наружного мира, — заключил Беовульф, как будто не только для себя. — Но понимает, что без света я не найду дорогу, поэтому взамен огня дала мне этот призрачный маяк гномов, чтобы я смог дойти, не поразив ее глаз.

Он вгляделся в озеро, попытался разглядеть противоположный берег — тщетно.

— Покажись, эглека! — закричал он, не надеясь на ответ, а для того, чтобы разогнать гнетущую тишь, оказаться в компании собственного голоса и услышать его эхо. Но эхо куда-то сгинуло. Лишь звуки текущей воды, усиливающие тишину, делающие ее абсолютной.

— На тебя не похоже! — заорал он еще громче. — Ты была храбрее, когда прокралась в Хеорот и убила спящих! Струсила, троллиха? — И снова ни ответа, ни эха. — Доберусь я до тебя! — завопил он изо всей силы. И принялся раздеваться. Кольчуга и нагрудная броня утащили бы его под воду. — Я найду тебя в любом самом мокром месте! Этого хочешь?

Слышала она? Слушала ли? Затаилась гденибудь и насмехалась…

Беовульф снял броню и пояс, стянул рубаху и штаны, смотал в сверток и положил повыше, на сухое место. Оставив себе лишь Хрунтинг и золотой рог, сияющий еще ярче, вошел в ледяную воду. Дно оказалось скользкое, трудно было сохранять равновесие, раза два он чуть не рухнул. Когда вода поднялась по плечи, Беовульф набрал полную грудь воздуха и ушел в воду, погрузился с головой. Держа фонарь-рог перед собою, он поплыл ближе ко дну. Ил и торф парили взвесью в воде, замутняли ее, ухудшали видимость. Вот по дну пошли россыпи костей. Человеческие кости, лошадиные, кабаньи, зубастые медвежьи черепа, широкие рога лосей. Обеденный зал. Многие века возвращалась она сюда с добычей, чтобы спокойно насладиться трапезой.

Среди костей копошились громадные раки в молочно-белых панцирях. Они угрожающе помахивали клешнями. Проносились мимо угри, громадные, как акулы, выставляли ряды острых зубов. Вот и меч Унферта пошел

в дело. Один из угрей обнаглел, полез в драку и получил длинный шрам. Извиваясь, отплыл, замутняя и без того не слишком прозрачную воду.

Беовульф всплыл, чтобы вдохнуть, и обнаружил, что потолок опустился почти до самой воды. Очевидно, это последний его вдох перед тем, как вода займет всю горную расщелину. Повернуть обратно?

— Если норны решили дать мне пережить эту мороку, — шептал он, вытирая глаза, — клянусь богами, я научу тебя плавать, Виглаф. — Он вдохнул полной грудью и снова погрузился.

Сплошной ковер из костей превратился в жидкое кружево и исчез, и вот внизу зазиял чернотой пролом, обещающий новые глубины. Ток воды приглашающее подталкивал его к бархатной дыре — там она ждет его? Далеко ли? Удастся ли когда-нибудь еще вдохнуть? Он устремился в пролом.

И почти сразу течение настолько ускорилось, что Беовульфу уже не нужно было плыть, вода несла его. Нора стремительно сужалась, течение ускорялось, его бросало из стороны в сторону, царапало об острые кварцевые выступы. Золотой рог светил еще ярче. Слабое утешение — умереть не в полной тьме. Использованный воздух распирал грудь, сердце колотилось в ушах, а тоннель все сужался. Вот она, его могила! Торчать затычкой в подземной дыре на потеху мамаше Гренделя. Хрунтинг и золотой рог становились все тяжелее, он едва удерживал их. В глазах потемнело. Ни вздохнуть Беовульфу, ни…

Но внезапно дыра разжала свои каменные когти и подбросила его вверх. Гаут поплавком вынырнул на поверхность еще одного подземного водоема. Течение услужливо поднесло его к берегу, он выбрался на камень, кашляя и отплевываясь, медленно приходя в себя; заморгал, протирая слезящиеся глаза, осмотрелся.

— Куда ты меня заманила, подлая нечисть? — прохрипел Беовульф и снова зашелся приступом кашля.

— Ты у меня, — донеслось откуда-то сверху. — Разве не сюда ты стремился, герой, разве не ко мне?

Беовульф с трудом поднялся на локти и колени. Мелкие камушки врезались в обнаженную кожу, причиняя боль.

— Ты мать монстра Гренделя? — спросил он и снова закашлял водой.