Марианна Алферова - Небесная тропа

Он поднял голову и огляделся.

Рядом с ним на коленях стояла женщина. Ее ярко-рыжие волосы золотистым потоком спускались на плечи. Он не мог оторвать глаз от больших белых грудей, едва прикрытых изношенной до прозрачности кофтой. Хотелось коснуться губами розовых сосков, как будто он в самом деле только что родился и жаждал испить первой капли сладкого материнского молока. ЭРик даже подался вперед, но застонал от пронзительной боли во всем теле и бессильно откинулся назад.

— Фу, кажется, получилось! — воскликнула Анастасия. — Я уж и не надеялась! Столько времени прошло, как оживляла последнего.

Она встала и протянула руку ЭРику, помогая подняться. Это не сразу удалось: суставы окостенели и плохо гнулись. ЭРик попробовал обойти комнату. Левое колено болело нестерпимо, и все тело дергалось при ходьбе. ЭРик придирчиво осмотрел руки. Правая срослась хорошо — осталось лишь темное кольцо шрама, зато на левой пальцы двигались с трудом.

— М-да, не очень удачная работа, — заметил ЭРик. — Хорошо, хоть говорить могу.

— Не уверена, что это хорошо. Да не волнуйся ты, вскоре тело заработает, как новенькое, даже следов соединений не останется. Глянь-ка в зеркало: шрам на щеке исчез.

ЭРик провел ладонью по лицу: в самом деле от пореза не осталось следа.

— Оденься! — Анастасия швырнула ему ворох одежды. — И добро пожаловать из пустого мира в мир наполненный. Я его королева!

— Надо же! Быть воскрешенным самой королевой! — ЭРик поклонился.

— Всех своих подданных создаю сама, — заносчиво отвечала Анастасия.

— Значит, я не только избранный, но уже и подданный?

— Жизнь не только для жратвы и дерьма. Так неужели ты думаешь, что земля только для людей?!

ЭРик поднял голову и посмотрел на синий, усыпанный звездами потолок.

— Думаю, что высокое мало кого интересует. А люди сами по себе слишком слабы. Их легко запугать, а еще легче купить. В конечном счете все решает чечевичная похлебка.

— Высокое должно обладать крыльями, иначе оно кажется смешным. Ну-ка, подними руки.

ЭРик повиновался.

— Нет, крыльев не получилось. Но ты можешь их вырастить. Рецепт у Барсика. Если, конечно, тебе хватит времени.

— Теперь я кое-что понимаю…

— Вряд ли, — покачала головой Анастасия. — Даже я пока ничего не понимаю. Одно ясно: Фарн примчался в Питер из-за тебя. По дороге он украл твой серебряный крестик и выудил из головы Арсения все, что тот знал о семье Крутицких. То есть о твоей нынешней родне. Но чем ты так круто насолил Фарну, я понять не могу.

ЭРик стал одеваться. Одежда была чужая и ему велика: джинсы пришлось затянуть ремнем, а рукава рубашки закатать. Только кроссовки остались его собственные, снятые с обрубков, со следами плохо отмытой крови.

Внезапно ЭРик скорчился от непереносимой боли под ребрами.

— Что это? — прохрипел он, не в силах разогнуться.

— Голод, — отвечала Анастасия будничным голосом. — Самый обычный голод.

Она протянула ЭРику ломоть хлеба, посыпанный крупной солью.

— Хлеб да соль, — сказала с улыбкой, наблюдая, как воскрешенный жует.

Боль почти сразу отпустила.

Анастасия открыла дверь в коридор и крикнула:

— Арсений, иди сюда. Твой подопечный ждет.

— Привет, братец! Не ожидал увидеть тебя здесь! — весело воскликнул ЭРик в то время как Арсений смотрел на него без тени приязни.

— Между прочим, это я притащил сюда твое тело в мешке. Зрелище, могу тебя заверить, было не из приятных.

— Мне нужна страничка из дневника, — прервала Анастасия начавшуюся перепалку. — Дай ее прочесть ЭРику.

— Увы, мадам, осталась только половина.

— Шуликуны? — нахмурилась Анастасия.

— Шуликуны, — подтвердил Арсений.

— Тогда иди ищи обрывки. Время у нас еще есть.

ЭРик вопросительно глянул на Анастасию:

— Мне казалось, я должен торопиться.

— Только в полдень к тебе вернется аура живого человека, и ты окончательно воскреснешь. Раньше этого срока тебе нельзя встречаться с Фарном. Или он тебя уничтожит.

— Я понял! Вы состряпали из меня зомби, чтобы я замочил этого беловолосого типа! — воскликнул ЭРик.

— Мой мальчик, ты сам выбрал этот путь. Ты назвался Эриком Крутицким. Более того, ты захотел им стать. А для этого надо получить новую душу, чего нельзя сделать без умерщвления тела. Так что нечего валить на других: ты сам все определил.

Глава 7

В тот вечер в «Камее» состоялась небольшая вечеринка. Все было просто, почти по-домашнему: водка, шампанское, соленья, бутерброды, плов на горячее. На сладкое смолотили огромный торт и три коробки импортного мороженого. Белкин любил такие сабантуи по старинке, напоминающие вечеринки в НИИ, где он когда-то работал. Только теперь это устраивалось не в складчину, а на деньги хозяина. Белкин благодетельствовал и подчеркивал при этом, что благодетельствует. Он требовал, чтобы работники считали друг друга родней, а фирму — отчим домом. Отношения так же должны быть родственными: отчет за каждую минуту, преданность делу и еще большая преданность хозяину. Перечливости Белкин не терпел и тут же пресекал ее в корне. Зато обожал лесть, самые дурацкие комплименты проглатывал, не морщась.

Когда время перевалило за полночь, веселье стало иссякать: кое-кто из мужчин упился и заснул, а женщины, из тех разумеется, кто обременен был семьей, выразительно поглядывали на часы и сладкими голосами выпрашивали деньги на такси. Белкин деньги обещал, но позже: ему самому домой идти не хотелось. Так пусть подчиненные веселятся вместе с ним. И тут секретарша протянула ему трубку.

— Николай Григорьевич, вас супруга. — Она скорчила неопределенную гримаску, Белкин не понял какую.

Что хотела выразить секретарша — недоумение или растерянность? Или… испуг?

Он сказал «да» и приготовился услышать несколько банальных сентенций. Но услышал визг — истошный крик перепуганного насмерть животного.

— Украли! — вопила Ирина. — Украли! Солнышко наше украли!

— Что украли? — спросил Белкин, уже зная, что услышит в ответ.

Где-то под костно-мясной броней екнуло сердце.

— Таню! Таню! — выкрикнула жена.

— Что значит «украли»? — Белкин отошел к окну, надеясь, что здесь его не услышат. — С чего ты решила?

Визг, всхлипы в ответ — понять что-либо было совершенно невозможно.

— Кто с тобой рядом?

— Тима, — с трудом выдохнула жена.

— Вот и дай ему трубку. Надеюсь, он все объяснит членораздельно.

Новый врыв эмоций, и наконец послышался голос Тимошевича: