Пьяный батя - Усталый мужик
Младшая дочь:
— Ты же не скажешь, что это был Одуванчик?
Я (смеюсь):
— О, это было бы смешно. Но нет.
Анна:
— Я взяла гранатомёт.
Дети:
— ЧТОООО?!
Я:
— Именно так. Представьте картину: ваша мама, на Одуванчике, с ГРАНАТОМЁТОМ.
Анна:
— И я запустила первую ракету прямо в руку этой твари!
Я:
— А потом вторую — прямо в глаз!
Младшая дочь:
— УУУУУУ! МАМА КРУТАЯ!!!
Старший сын:
— Папа, тебя спасла мама.
Я (вздыхаю):
— Да.
Анна:
— Скажи это ещё раз.
Я (тихо):
— Мама спасла меня.
Анна (довольная):
— Отлично.
Я:
— Но знаешь, что самое странное?
Анна:
— Что?
Я:
— Когда я вырубился, последняя мысль была: «Смотри-ка, дура не бросила…»
Анна:
— Ты, конечно, остолоп, но я тебя люблю.
Младшая дочь:
— ФУУУУУУУ!
Старший сын:
— Опять! Опять вы!
Анна:
— А теперь все марш спать!
(Дети убегают, а мы остаёмся у камина. Анна смотрит на меня и качает головой.)
Анна:
— Ты до сих пор гордишься тем, как героически лажанулся, да?
Я (смеюсь):
— Конечно. Это моя работа.
Она фыркает, обнимает меня, и мы остаёмся вдвоём.
Анна (шёпотом):
— Но ты всё равно мой герой.
И это тот редкий момент, когда я молчу. Потому что мне нравится, когда она так говорит.
Продолжение следует…
Глава 57. Моя волчица Анна
Старая дорога
Мы ехали по заброшенному торговому тракту, ведущему в Империю. Когда-то здесь проходили караваны, гремели повозки, мчались гонцы. Теперь — лишь пустота, раскалённые солнцем камни и следы звериных лап на песке.
Я валялся в телеге, забинтованный, как мумия, истощённый, но довольный. В животе уютно бурчало после еды, тело ломило, но душа… душа пела.
Анна сидела рядом. И молчала.
Это было самое страшное.
Она не злилась, не ворчала, не била меня по затылку, как обычно. Она просто молчала, глядя в пустоту, а её пальцы нервно поглаживали рукоять кинжала. Это означало только одно — мысли её были мрачными.
Я вздохнул.
— Ну давай, говори уже.
Анна медленно повернула голову, её глаза прищурились.
— Ты вообще в своём уме? У тебя дыра в боку.
— Это просто вентиляция, — пробормотал я.
— У тебя сломаны два ребра.
— Так я их и не использую.
— Ты даже встать не можешь.
— Но у меня есть проверенное лекарство.
Она напряглась.
— Только не говори, что это мясо, вино и…
Я радостно кивнул.
— И ты.
Анна закатила глаза так, будто я только что предложил ей лечить меня поцелуями.
— Ты несёшь чушь.
— Это проверено на практике!
— Конечно. Особенно вот этим. — Она ткнула меня пальцем ниже живота.
Я застонал.
— ЖЕНЩИНА, У МЕНЯ ТРАВМА!
— У ТЕБЯ МОЗГ ТРАВМИРОВАН С ДЕТСТВА! — рявкнула она.
Но потом всё же смягчилась, вздохнула и полезла в сумку за бинтами.
— Ладно. Посмотрим.
-
Две недели в раю (ну, почти)
Она охотилась.
Каждый день исчезала в зарослях, выслеживала дичь и возвращалась с добычей. Каждый вечер проверяла мои повязки, меняла их, осторожно касаясь ран.
А ночью…
Ночью она была другой.
Её тело — тёплое, мягкое, гибкое. Её губы — нежные, горячие, требовательные. Её руки — заботливые, но в то же время настойчивые, как у хищницы, что играет с добычей перед последним укусом.
Мы хотели друг друга.
Жаждали.
Извивались, словно две похотливые змеи, сплетаясь в единое целое.
Я чувствовал, как дрожит её тело, как её ногти царапают мою спину. Она кусала меня за плечо, шептала мне в ухо слова, от которых кровь закипала.
Я был разбитый.
Но счастливый.
-
Признание
— Это лучшая неделя в моей жизни, — пробормотал я однажды, откусывая кусок сочного мяса.
Анна, жуя, приподняла бровь.
— Правда?
— Мясо, вино, секс. От женщины, которую я…
Я запнулся, будто случайно съел камень.
Она внимательно посмотрела на меня.
— Которую ты что?
Я сглотнул.
— Которую я… очень-очень-очень-очень-очень-очень-очень люблю.
Я так быстро выпалил последние слова, что сам чуть не подавился.
Анна чуть задержала взгляд, будто не веря своим ушам. Потом улыбнулась. Настоящей, тёплой улыбкой — не насмешливой, не победной, а просто… искренней. Пододвинулась ближе и поцеловала меня в щёку.
-
Когда я наконец пришёл в себя
Я повернулся к Анне.
Она смотрела на меня пристально.
— Ты что-то хочешь сказать?
Я кивнул.
— Спасибо.
Она моргнула.
— За что?
— За то, что не бросила меня.
Анна ухмыльнулась.
Я взял её за руку.
— Любой бы на твоём месте плюнул на всё, оставил меня подыхать и ушёл бы.
Она открыла рот, но я её перебил.
— Но ты не такая. Ты заботилась обо мне. Ты защищала меня. Ты дала мне всё, что могла.
Я усмехнулся.
— Знаешь, что говорят про любовь?
Анна сжала мои пальцы.
— Что?
— Те, кто любят, не бросают. Те, кто любят, помогают. Те, кто любят… — я склонился ближе. — Они остаются.
Она не ответила.
Просто поцеловала меня так, что у меня чуть не разошлись швы.
-
Последний рубеж
Когда мы наконец-то оторвались друг от друга, Анна посмотрела вперёд.
Там возвышались стены Империи.
Чёрные, неприступные, уходящие в небо, они были словно границей между этим миром и другим. Высокие дозорные башни с остроконечными крышами казались когтями великана, вонзившимися в небо. На стенах, застывшие, как хищные птицы, стояли лучники в чёрных доспехах, а внизу, у массивных ворот, мерцали лезвия алебард имперской стражи.
Это было последнее препятствие.
Анна скрестила руки.
— Ладно, герой. Как ты предлагаешь её пройти?
Я оглядел стены, дозорных, конные патрули, слушая, как ветер завывает в бойницах.
Было очевидно: любой, кто попытается подойти без разрешения, получит стрелу в глаз, а затем окажется на виселице в центре города.
— Может, у тебя есть идея? — спросил я, потирая подбородок.
Анна задумалась.
— Нам нужно попасть внутрь без шума и крови.
— Может, притворимся купцами?
— У нас нет товаров.
Я оглядел Одуванчика, который жевал очередной куст, и хмыкнул:
— Ладно, тогда умирающим паломником.
Анна нахмурилась.
— Как это?
Я ухмыльнулся и развёл руками:
— Заворачиваешь меня в тряпки, размазываешь кровь, объявляешь, что я — благочестивый страдалец на пороге смерти, исполнивший свой путь. Меня должны немедленно пропустить к храму, где я благополучно отдам концы.
Анна медленно провела рукой по лицу.
— То есть ты хочешь, чтобы я
сказала, что ты паломник, а Одуванчик — твой транспорт на небеса?!
— Ну, типа да.
Она долго смотрела на меня.
— И ты думаешь, что они тебе поверят?
— Конечно! У меня же реально дыра в боку, синяки, полуживой вид. Что ещё надо для убедительности?
Анна натянула капюшон и крепче схватилась за поводья.
— Если этот план провалится, знай: я