Пьяный батя - Усталый мужик
А впереди возвышалась скала. Огромная, абсолютно красного цвета, как застывшая кровь.
Мы ехали в телеге, запряжённой Одуванчиком. Анна прижалась ко мне, положив голову на плечо, её пальцы лениво скользили по моей груди. Мы молчали, наслаждаясь спокойствием, ощущая себя странной парочкой: старый, потрёпанный жизнью урод и невероятно красивая молодая женщина.
Я поцеловал её в макушку, чувствуя запах её волос.
— Я тебя люблю, — сказал я. Честно. Просто. Без всякой поэзии.
Анна чуть плотнее сжала меня в объятиях, её губы дрогнули в улыбке, но ответа я не получил.
Вместо этого она вдруг спросила:
— Ты никогда не рассказываешь о себе. Откуда ты родом?
Я напрягся. Не любил это вспоминать. Не хотел.
Но она имела право знать.
— У меня была семья, — сказал я. Голос звучал странно. — Жена, мать, ребёнок. Работа, дом. Всё как у всех.
Анна посмотрела на меня.
— Тогда почему ты ушёл?
Я усмехнулся.
— Потому что я был… верблюдом.
Она моргнула.
— В каком смысле?
Я перевёл взгляд на горизонт, где марево колыхало силуэт красной скалы.
— У меня была одна цель в жизни: ты должен. Ты обязан. Это твоя ответственность. Это твой долг. Ты должен работать. Ты должен терпеть. Ты должен принести деньги, даже если умираешь. Ты должен всё и всем.
Анна нахмурилась.
— Звучит… знакомо.
— Так я жил долгие годы. Терпел. На работе — унижение, чтобы дома был достаток. Дома — потому что меня так учили. Мужчина должен. Мужик терпит. Мужик несёт.
Я вздохнул.
— Но если долго терпеть, ты ломаешься. Сначала психика. Потом тело. Потом ты просто… умираешь.
Она не перебила. Просто ждала.
— У меня один глаз почти перестал видеть. В заднице… ну, не смейся… была постоянная кровь. Ноги болели, поясница хрустела, как сухая ветка. Я даже нормально одеться не мог.
Анна молчала.
— И знаешь, кто мне помог?
Я усмехнулся.
— Никто.
Она вздрогнула, но ничего не сказала.
— Они были рядом. Но только ждали, когда я восстановлюсь, чтобы снова пользоваться мной.
Я снова посмотрел на красную скалу.
— Тогда я решил умереть.
Анна побледнела.
— Я собрал рюкзак, кое-какие припасы, которые делал долгие годы, и ушёл. Они даже не пытались меня удержать. Думали, что вернусь, как битая собака. Ведь куда мне деваться?
Я улыбнулся.
— Но я их удивил. Я не вернулся.
— И… ты просто ушёл?
Я кивнул.
— Долго шёл. Не знаю, сколько. Пока не оказался здесь.
Анна нахмурилась.
— Здесь?
— У красной скалы.
Она посмотрела на исполинский утёс, нависший над древней равниной.
— И что ты здесь нашёл?
Я вдохнул воздух.
— Войну.
Анна замерла.
— В смысле?..
— Здесь был ад. Трупы солдат, танки, самолёты, всё в огне. Они сражались с чем-то огромным.
Она напряглась.
— С чем?
Я посмотрел ей в глаза.
— С циклопом.
Она замерла.
— Ты издеваешься?
— Хотел бы.
Я снова посмотрел на скалу.
— Он был огромным. Как из кошмаров. Кожа, потрескавшаяся, словно каменная глыба, покрытая древними ранами. Глаз — один, багровый, наполненный яростью. Дыхание — как из линейки, жаркое, ревущее.
Анна тяжело сглотнула.
— Ты с ним дрался?
Я усмехнулся.
— Год.
Её глаза расширились.
— Год?!
Я кивнул.
— Я был худым, грязным, обросшим, как дикое животное. Жил в пещерах красной скалы. Пил из луж. Он столько раз пытался меня достать. А я столько раз отстреливал ему пальцы.
Анна ахнула.
— Что ты ел?!
— Тушёнку солдатиков. Хорошо, что они её таскали с собой. А то бы мне пришлось питаться… не знаю… трупами?
Я усмехнулся.
— Впрочем, сдох бы раньше.
Анна молчала, впитывая информацию.
Я посмотрел на свои руки.
— Знаешь, что случилось со мной за этот год?
Она медленно покачала головой.
— Я умер.
Анна не дышала.
— Не в буквальном смысле. — Я усмехнулся. — Просто умер тот самый верблюд, который всё время слышал в голове «ты должен».
Я взглянул на неё и улыбнулся.
— И знаешь, кто родился?
Она медленно покачала головой.
— Лев.
Анна нахмурилась.
— Лев?
Я кивнул.
— Лев, который ревел «я хочу».
Анна рассмеялась.
— И что же хотел твой толстый и вонючий лев?
Я ухмыльнулся.
— Жить.
Анна не ответила.
— Я хотел есть. Есть мясо, есть хлеб, есть всё, что существует в этом мире.
Я наклонился ближе, хищно улыбаясь.
— Хотел трахаться. Трахать всё, что шевелится. Красивых, некрасивых, молодых, старых, белых, чёрных, красных, всех.
Анна закатила глаза.
— А ещё… — Я протянул руку, сжимая её талию. — Я хотел приключений.
Её губы дрогнули.
— Ты, конечно, и правда лев. Но всё равно остался идиотом.
Я усмехнулся.
Одуванчик уверенно шагал по равнине. Всё здесь было ему знакомо. Здесь я его нашёл. Здесь его стадо.
И вдруг…
РЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫК!
Анна взвизгнула.
Я даже не обернулся.
— Быстрее, Одуванчик. Эта тварь ещё жива.
— ЧТО ЗА ХРЕНЬ?! — заорала Анна.
Я ухмыльнулся.
— Надеюсь, ты помнишь, где я разбросал мины, Одуванчик!
Верблюд рванул.
Охота началась.
Глава 55. Последняя крепость мужика
— Я бессмертный, сука!
Одуванчик летит по равнине, песок и камни вздымаются под его копытами. Ветер рвёт одежду, в уши бьёт оглушительный рёв. Взрывы сотрясают землю, один за другим, сотрясая воздух ударными волнами. Мины рвутся, песок и куски скал летят в стороны, но Циклоп идёт.
Этот одноглазый ублюдок даже не замедляется.
Анна орёт:
— ОН ВСЁ ЕЩЁ БЕЖИТ!
Я хватаюсь за обрез, прижимаю к плечу, жму спусковой крючок. БАХ! — дробь врезается в грудь циклопа, но он даже не моргает.
— Да ты издеваешься?!
Одуванчик с диким рёвом скачет зигзагами, избегая минных полей, ориентируясь по запаху. Я чувствую, как он разгоняется ещё сильнее, понимая, что у нас один шанс.
Красная Скала растёт перед нами, возвышается над равниной как древний монумент.
— Держись, Анна!
— Чёрт возьми, что мы вообще делаем?!
— Показываем этой твари, кто тут батя!
Одуванчик бросается в проход, ведущий в мою крепость.
Скалы дрожат, откалываются глыбы, но держатся. Внутри — пустота, сожжённые остатки моего прошлого, осколки войны, гильзы, старые автоматы, ящики с патронами, ржавые каски, каркасы машин.
Я вскакиваю с Одуванчика, бегу к центральному механизму — рычагу, который я поставил ещё тогда, годы назад.
Циклоп прёт, ломая стены, давя камни, продираясь сквозь коридор. Скала стонет, но держится.