Через Великий лес - Катерина Камышина
Больше размышлять было не над чем. Свои хорошие, почти новые штаны он и так уже надел после боя, а сапоги так и вовсе были одни. Он ещё проверил карманы, но там была только его старая монета-талисман — её он первым делом переложил, когда снял рваную, заскорузлую от гнилой крови Проклятого одежду. Скай взял плащ подмышку и пошёл в соседнюю комнатку.
Когда-то здесь жили близнецы Ваммайт и Калсайт, его старшие братья. Их лежанки и сундуки с одеждой так и стояли тут: после матушкиной смерти отец их не трогал и Нэи не позволял. Матушкины сундуки с шитьём тоже перенесли сюда. И ещё оружие.
Лук прадеда Ванрайта. Стальные Пальцы, перекованные бабкой Сэйлико. И — у Ская заныло сердце — Пляска Отроара. Самый чудесный меч на свете! Вайсмор говорил, что она легковата, и в бою с ней будет непросто, но Скаю было всё равно: он брал Пляску в руки и чувствовал, как душа поёт.
Скай закусил губу. Смешно! Сколько раз я прыгал с Пляской по комнате, размахивая ею направо и налево и воображая себя среди сотни Проклятых. мой меч, повторял я про себя. Это будет мой меч в день, когда меня Нарекут. Будет большой праздник, все соберутся, даже наши родичи из Стальных Врат и Эйнатар-Тавка, и мне дадут Имя. И отец передаст мне Пляску, как дед Файгар передал Вайсмору Молнию…
Это был бы мой меч. И мой дом. И мой город. Если бы меня Нарекли по всем правилам. Это меч для если-бы-меня. Не для изгнанника, позорящего род.
Скай не посмел к ней даже прикоснуться. Он с тоской оглядел остальные клинки. Все они были для него слишком тяжелы. Кроме старого меча Вайсмора.
Меч был коротковат — под руку подростка. Вайсмор носил его на ристалище зим до пятнадцати. Ножны выглядели потёртыми. Крестовина была обмотана красноватой кожей.
Ничего не поделаешь, сказал себе Скай. Не у Хермонда же мне меч просить? Он с уколом стыда взял меч в руки, выдвинул из ножен. Вайсмор хорошо о нём заботился, но всё равно по краю остались следы зазубрин.
Пляску я, конечно, взять не посмею, но Вайсмор… может, он не рассердился бы?
Вайсмора трудно было рассердить. Даже близнецам редко это удавалось, хотя уж они-то двое могли кого угодно довести до белого каления своими нескончаемыми выходками. Они всюду ходили вместе, всегда были заодно, и им всё удавалось. Они любили позубоскалить и не всегда знали меру ехидным шуточкам. Но даже они умолкали, если видели, как Вайсмор хмурит брови. Он был очень похож на отца.
Рассердился бы он? спросил Скай сам себя и попытался получше вспомнить Вайсмора. Он никогда не смеялся надо мной из-за того, что я плохо плаваю. Делал мне свистульки из коры. Брал меня с собой на лодке ставить сети. И в толпе на ярмарочной площади сажал меня себе на плечи, чтобы лучше видно было.
У Ская заскребло в горле, когда он вспомнил об этом.
— Он сердиться не стал бы, — сказал негромко голос за его спиной.
Скай вздрогнул и обернулся.
И увидел Имлат.
* * *
Имлат всегда была маленькая и тощая. Ноги как палочки, нос облупился от загара, льняные волосы и ресницы выгорели на солнце. Раньше, когда они были помладше, Имлат всё время (когда не помогала отцу и тёткам, конечно, готовить еду и прибирать в доме) играла с мальчишками. Те сперва принимали её неохотно, но потом зауважали. Имлат была не то что другие девчонки — не боялась медуз и пауков, не выдавала тайны и не плакала, разбив колено.
Словом, Имлат была отличная девчонка. Но Скай с позапрошлого лета обходил её стороной, а при встрече краснел и отворачивался. И все отлично знали, почему.
Вот и сейчас всё вспомнилось ему до мельчайших подробностей. Был жаркий, как сегодня, ленивый день, скука, и от нечего делать они решили бегать наперегонки через длинный пустырь у северной стены — от канавы до пня. Человек десять мальчишек, ну и ещё Имлат. А на пенёк Тальма выложил монету с дыркой посередине, чтобы носить как амулет. Монета была очень старая, дэйхемийская, с медвежьей головой на одной стороне и полустёршимися буквами на другой. У всех глаза загорелись при виде неё.
У Ская, конечно, тоже загорелись. А коварный Тальма ещё и дал монету всем подержать. Скай покачал её на ладони: тяжёлая, тёплая, и руки от неё пахнут старым железом. Отличный выйдет амулет! А чтобы её получить, всего-то и надо что добежать первым. Скай бегал быстро и в себе не сомневался.
Но на деле всё вышло иначе. Мальчишки сразу остались позади — но не Имлат. Как бы Скай ни старался, Имлат держалась с ним наравне. Она мчалась, как морской дух, со своими развевающимися волосами. И глаз не отрывала от заветной монеты.
Скаю было стыдно проигрывать девчонке у всех на глазах. И досадно на себя: знал же ведь, нечего её недооценивать. И… монетка! Такая древняя, где ещё такую возьмёшь…
Скай до последнего мига не собирался этого делать. Но когда Имлат уже протянула руку, он не выдержал. Оттеснил девчонку плечом и первым схватил монету.
И сразу почувствовал себя увереннее. Ха! Легче лёгкого. А разве кто-то сомневался, что он победит? Запыхавшиеся мальчишки подходили, завистливо насупившись, но никто не спорил.
Кроме Имлат.
— Отдай, — сказала она тихо, блестя светлыми, как льдинки, глазами.
— Я взял — значит, я и первый, — ответил Скай насмешливо, глядя на неё сверху вниз.
— Отдай! Ты меня толкнул!
Его кольнула совесть, но пойти на попятный у всех на глазах он не мог. Лучше потом ей монету отдам. Завтра. Подарю.
— Неправда! Всё было честно.
— Нет, — пронзительно сказала Имлат. От обиды и злости она стала малиновой. — Нет, ты меня толкнул. Не ты перегнал!
— Проиграла, теперь кричишь, — процедил Скай, начиная злиться: и чего она из-за такой чепухи историю раздувает, привязалась, хнычет, как маленькая, честное слово. — Не умеешь проигрывать — иди тогда играй с девчонками!
— Это ты проиграл! Отдай! Я первая!
Имлат попыталась выхватить у Ская монету, но тот вовремя отдёрнул кулак.
— Отстань!
— Отдай!
И она схватила его за руку.
Ещё ни разу в жизни ни один низкородный не позволял себе такой выходки, и Скай просто рассвирепел.
— Отстань, ты!
Он оттолкнул девчонку прочь.
Может, он просто силу не рассчитал или Имлат
