Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать

И снова Масдай угадал всё слово с одной буквы, и опять метнулся под градом стрел вниз вдоль лестницы, над топорами и сквозь десантный проем.

Оказавшись над зависшим в полуметре от стены импровизированным мостом, он рухнул на него всей тяжестью древнего произведения коврового искусства и двух пассажиров, и мост-штрейкбрехер под проклятия саперов отправился вслед за сокрушенной городской стеной – в остатки рва.

Зверолюди еще не подозревали, что провалившийся мост – далеко не самая крупная их неприятность в последующие десять минут.

Даже на стене за зубцами было слышно, как воздух на верхнем этаже башни взорвался оглушительным гулом, и из всех портов, окон и проемов башни стали выпрыгивать облепленные персиково-фиолетовой шевелящейся массой извивающиеся и вопящие фигуры. Те, кто находился вдалеке от отверстий, ведущих наружу, предприняли попытку бежать через дверь и столкнулись с напором тех, кто еще не был в курсе последних событий.

От произошедшей давки выиграли только крошечные пугающие существа необычной окраски и анатомии, называемые почему-то подземными демонами-шепталами шершнями.

Масдай взмыл победно ввысь над поверженной башней, Агафон издал торжествующее "А-а-а-а-а!!!", и вдруг до них донеслось откуда-то снизу:

– Помогите!!!.. Масдай!.. Дядя Агафон!..

– ЧТО?!.. – вернулся к магу дар речи.

Быстрый взгляд направо убели его, что Сайка рядом в частности и на ковре вообще больше не было.

Он стоял, прижавшись спиной к стене, выставив вперед меч, а на него от гудящей как улей башни, весело размахивая топорами, неслись пятеро зверолюдей с головами росомах, каким-то чудом избежавшие общения с порождениями древней магии шептал. Они увидели первого лукоморца, на котором можно было безнаказанно отыграться за все неудачи и поражения этих дней, и тот факт, что мальчишка был из южных костеев, ничего не менял.

Боевой клич специалиста по волшебным наукам потряс окрестности. Со стены посыпались куски раствора и камня.

– А-а-а-а-а-а!!!..

Самым логичным сейчас было ударить громил любимым ледяным заклинанием, или окаменением, или обмораживающими огненными шарами, но в такое мгновение логика и разум были позабыты и позаброшены, и на первую роль выскочил, потрясая каменой дубиной, древний инстинкт.

Инстинкт студента, который за все пять лет обучения толком выучил только одно заклинание, чем и гордился[196]. И не забывал тренировать его на тех, кто гордости его по этому поводу не разделял.

Впервые за несколько минут из горла горе-студента вырвалось что-то отличное от первой буквы алфавита, из пальцев его выстрелили красные лучи, и на тяжелых сапогах росомах выросли и завязались между собой морским узлом толстые кожаные шнурки.

Не добежав до взъерошенного, как испуганный котенок, мальчугана, несколько шагов, верзилы грохнулись в грязь, выпустив из лап топоры, и пропахали по изрядной борозде изумленными и ошарашенными рылами.

К этому времени Масдай уже завис перед потерянным членом экипажа, Агафон протянул руку, и Саёк одним прыжком очутился в безопасности.

Едва истребители башен отлетели на несколько метров от сцены несостоявшейся расправы, как со стены в барахтающихся в грязи росомах полетели стрелы и копья.

Персиково-фиолетовые гудящие убийцы преследовали остатки десанта, ломящегося напролом через ловушки с кольями и бревна, еще десять минут.

За это время Агафон, Саёк и Масдай успели вернуться в башню, проникнув через порт баллисты и раза с пятнадцатого – при помощи спичек[197] – поджечь брошенную и обреченную на лукоморского мага осадную башню.

– А скажите, дядя Агафон, – не выдержал и полюбопытствовал мальчик на обратном пути. – Что это за красные лучи шли у вас от пальцев к их ногам?

– Лучи? – непонимающе уставился на него волшебник. – Красные?..

– Да, да! Я запомнил!

– Хм… Вообще-то, они должны быть воображаемые… – озадаченно захлопал глазами маг.

– Но я их совершено точно видел, правда!.. – не сдавался царский курьер, и Агафон недоуменно сложил губки скобкой и повел плечами:

– Наверное, я их слишком живо вообразил…

Букаха нервно оглянулся по сторонам, поднял воротник своего отчаянно поношенного зипуна и, пригибаясь, поспешил к последнему возу, ожидавшему в компании семи себе подобных, пока откроются хозяйственные ворота дворца и им позволят заехать.

С неба цвета застиранного синего бархата сыпался эфемерный, почти невидимый, если бы не подозрительно белеющая серая мостовая под ногами, снежок. Его художественно раздувал размашистыми ажурными узорами задумчивый ветер, заодно бессовестно задувающий диссиденту во все прорехи его наряда и за шиворот.

Стоять и ждать, прячась за афишной тумбой и с ненавистью заучивая наизусть обращение Симеона к народу в день начала осады, медленно закоченевающему изменнику пришлось довольно долго. Может быть, два часа, может быть, три. В такую погоду после определенного промежутка времени, проведенного в обществе стихий и тумбы, время переставало иметь значение.

Но, когда опальный боярин, приобретший весьма любопытный оттенок синего – под цвет готовящегося к ночи неба – уже раздумывал, стоит ему рискнуть гипотетическим гневом царя Костея, или подождать еще часок-другой, а потом поучаствовать лично в конкурсе ледяных фигур, ему подвернулась такая удобная, несомненно, ниспосланная небом оказия в виде продуктового обоза. Впрочем, радость его быстро поостыла – приблизительно до температуры окружающей среды – когда он, откинув рогожку, в сереющем свете вечера увидел, в какой компании ему придется проникать на охраняемый объект.

Нежно выгнув друг к другу шейки и кокетливо скрестив ножки, последний воз оккупировали худощавые мороженые утки, гуси и курицы.

Но, решив, что в случае проверки он не слишком будет среди них выделяться – ни по температуре, ни по цвету, ни по телосложению, выбивающий зубами быстрые марши Букаха торопливо, пока не видит возчик или охранник на воротах, присоединился к стае и тщательно прикрыл за собой рогожу.

Дневной прилет Змея-Горыныча и его неожиданное падение на заднем дворе царского дворца наделало в городе много шума в прямом и переносном смысле.

Сдох ли Змей, или только ранен?

Если ранен, добили ли его царские гвардейцы и тот легендарный чародей, который появился нежданно-негаданно неизвестно откуда за день до начала осады и успел до тошноты насолить, наперчить и насыпать полный глаз горчицы костеевцам?

Если же Змей упал туда уже мертвым, что с ним будут делать, и не осталось ли от него чего-нибудь ценного – золота, драгоценных камней, произведений искусства, биржевых бумаг? Ведь всем известно, что эти Змеи, или драконы, их родственники, до смерти охочи до всякого богатства.