Светлана Багдерина - И стали они жить-поживать
– Везет тому, кто везет, как сказал однажды фельдмаршал Блицкригер… – сухо усмехнулся Граненыч, и полы его шубы зашуршали: кажется, он поклонился.
– …Некогда мне тут с тобой разговоры разговаривать, боярин Никодим, – суровым голосом произнес он. – Это тебе ведь заняться нечем, так ты ходишь туда-сюда, да в собственной желчи варишься. А меня дела ждут государственные.
– Мужлан!.. Хам!.. Выскочка!.. – Труворович едва не сыпал искрами от ярости.
– Пустой ты человек, Никодим, – грустно приговорил Митроха, повернулся и ушел.
Боярин Никодим, предательски оставленный противником в одиночестве – вариться по его, противника, выражению в собственной желчи, подпрыгнул несколько раз, прорычал свирепо что-то невразумительное и едва ли не бегом бросился с места ссоры.
Букаха сморгнул вытаращенными глазами, вдохнул-выдохнул и дрожащей от волнения рукой полез в карман за бумагой и огрызком карандаша.
Пока подслушивал, он даже забыл мерзнуть.
Через десять минут маленькая черная тень выпорхнула из воеводиного укрытия и смешалась с ночью.
Теперь можно было и выбираться.
Лазутчик боязливо прильнул к щелке, но на улице так стемнело, что если бы даже кто-то стоял у самых бочек, увидеть его не представлялось бы возможным никак.
Вздохнув еще раз и придя к выводу, что оно и к лучшему, изменник осторожно, боком-боком, покинул свое убежище, перелез через кучу так и не убранных никем корзин из-под скормленного Змею мяса и был сбит с ног кем-то огромным и сердитым.
– Чего на дороге развалился, смерд? – рявкнул на поверженного лазутчика голос Никодима.
Недавняя ссора с князем Грановитым ни хороших манер, ни хорошего настроения Труворовичу не прибавила.
– От смерда слышу!.. – вырвалось против ожидания и воли у неудачливого воеводы, у которого были свои смягчающие обстоятельства в виде понижения температуры, страха разоблачения и пустого желудка.
– Чего-о-о?! – опешил Никодим.
Букаха мысленно ойкнул и прикрыл рот обеими ладонями, но было поздно.
– Кто это? – подозрительно поинтересовался боярин, пытаясь рассмотреть в кромешной тьме заднего двора, кого это он уронил сгоряча.
Поверженный диссидент замычал, вставая и оскальзываясь на скользких камнях мостовой…
– Стой!.. – воскликнул вдруг Труворович. – Не может быть!.. Букаха!!!..
– Да… нет… оставь меня… – начал было выворачиваться из скользкой ситуации злосчастный диссидент, но вдруг в голову ему пришла светлая мысль.
Его величество Костей был бы им доволен!..
– Букаха?.. – недоверчиво повторил Никодим и вытянул шею, словно от этого в темноте стало бы лучше видно. – Что ты тут делаешь? Разве тебе не приказали?..
– Ха! Приказали! – голос перебежчика звучал теперь презрительно и гордо. – Кто мне может приказать? Это ходячее недоразумение в лукоморской короне – Симеон?..
– Да как ты смеешь!.. – зарычал на него боярин, но Букаху понесло.
– Я теперь плевать хотел на вашего дурацкого царька – теперь я служу другому хозяину – справедливому, могучему, не забывающему своих верных друзей! Не сегодня, так завтра он сотрет в пыль ваши глупые стены – не без твоей помощи, Никодим! – и тогда те, кто сражался против него, не будут знать пощады! И участь их будет решать ни кто иной, как твой покорный слуга! Он обещал вознаградить меня за мою службу любым титулом, каким пожелаю! Захочу царскую корону – она моя!..
– А как же он сам?.. – недоверчиво полюбопытствовал Никодим.
– Сам он, с его-то величием и мощью, будет править миром. Зачем ему размениваться на какую-то захудалую державку!
– А ты, стало быть, снизошел и разменяться? – нехорошо усмехнулся Никодим.
– Да, – коротко ответил Букаха. – И пока есть время, ты тоже можешь избегнуть ужасного удела, заготовленного на долю врагов моего хозяина. Помогай мне – и его величество вознаградить тебя по-царски!
– А я подумал, царем будешь ты, – саркастически пробасил Труворович.
– И я тебя тоже не забуду, – ничтоже сумняшеся, расщедрился диссидент.
– Значит, ты мне предлагаешь за чины и деньги бросить Симеона и служить твоему Костею? – ровным голосом уточнил боярин.
– Совершенно точно! – обрадовался такой понятливости Букаха. – А еще мы с его величеством подарим тебе этого выскочку истопника. Хочешь – его самого, хочешь – его голову. Ты же желаешь с ним поквитаться, а, Никодим?
– Д-да… – мечтательно протянул боярин. – Он – безродный мужик, а его все чуть на руках не носят! А я, родовитый, чей род восходит к самому Трувору, стал не заметнее, чем афишная тумба в переулке!..
При словах "афишная тумба" Букаху передернуло.
– Наверное, – продолжал мыслить вслух Никодим, – он сделал для страны больше, чем я, а я, стало быть, дальше своего кошелька да родословной не зрю… Но зато я теперь знаю, как поправить дело.
– Правильно, правильно! – поддакнул довольный своими вербовочными талантами изменник. – Только так ты и сможешь указать всем, кто в стране настоящий хозяин!
– Я докажу, что я – не хуже какого-то полотера… истопника… и что кроме кошелька и родословной у меня еще есть… ЧЕСТЬ!!!
Страшный удар свалил предателя за обледенелую мостовую. Он поехал на тощей спине по гладким булыжникам, влетел головой в баррикаду из бочкотары, и та, не выдержав натиска, развалилась на составляющие, рассыпалась, раскатилась, разлетелась, гремя и грохоча, пугая ночь и обитателей дворца.
– Ах, ты!.. Ах ты, подлец!.. – ревел Никодим, расшвыривая невидимые во тьме бочки и стремясь добраться до бренного тела несостоявшегося вербовщика. – Да я самого тебя по частям Митрохе подарю! Предложить мне!.. МНЕ!!!.. продаться какому-то вонючему выскочке, который пришел ко мне домой и творит, что хочет!.. Да я!.. тебя!..
Рука Никодима нащупала, наконец, на земле вражеский сапог, ухватила и дернула к себе что было мочи…
Сапог слетел с похудевшей ноги Букахи, а сам горе-воевода вскочил, наконец, на ноги и побежал, куда глаза глядят, отчаянно молотя голой пяткой по мерзлой мостовой.
– Стой!.. Стой, мерзавец!.. – рычал ему вслед Никодим, и голос его действовал на дворцовую стражу подобно сигналу тревоги.
Изо всех дверей и даже окон[198] выскакивали вооруженные до зубов люди в доспехах и начинали бестолково метаться по двору: что случилось, где враг и есть ли он тут вообще, всё равно непонятно, но если начальство усердие заметит, то уже хорошо.
– Букаха!!!.. – прорезал, наконец, заполошную суету первый внятный крик. – Предатель Букаха здесь!.. Держи его!.. Лови!..
– Держи его!.. Держи предателя!.. Лови Букаху!!!.. – загремело за спиной изменника, подхваченное десятками жаждущих крови и мести голосов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});