Дарья Афанасьева - Дом дураков

- Мы едем с тобой.

Когда Паук сказал, что лошади уже готовы, я как-то упустил одно из значений этого слова. Они были мертвы. И судя по потертостям на шкуре, довольно давно. Впрочем, чего ожидать от адепта Смерти? Живые лошади не подошли бы к его дому и на бросок копья - оставалось довольствоваться тем, что было.

- А они поедут? - Горилика с сомнением ткнула пальцем в бок ближайшей неподвижной туши.

- Непременно! - Паук взлетел в седло, стараясь поразить девушку своей ловкостью.

Горилика фыркнула и через миг оказалась в седле - ей даже не потребовалось стремя. Успел этот круг проиграл. Кеметы не разводили верховых животных, так что он вскарабкался на лошадь с трудом. Пожалуй, ему стоило порадоваться, что перед ним не живое существо - на неподвижное чучело усесться куда как легче. Меня, признаться, эта статичность несколько напрягала, но все же в седле я держался достаточно уверенно. Паук щелкнул пальцами, и лошади вынесли нас из конюшни. Теперь пешеходы шарахались уже от нас.

Дорогу до пункта назначения подробно описывать не стоит. Лошади галопом неслись через фруктовые сады, ветер свистел в ушах. Разговаривать было невозможно, любоваться красотами пейзажа тоже: они слились в единую буро-зеленую с вкраплениями желтого, красного и лилового полосу. Единственное, что меня всерьез занимало, так это состояние Успела. Ему досталось рыцарское седло, подпиравшее спину и закрывавшее живот. С одной стороны, только эти две пластины удерживали парня в седле, но с другой - каким бы здоровяком он ни был, седло предназначалось для рыцаря в полном доспехе, так что кемета болтало между задней и передней пластиной, будто язык в колоколе. Лицо Успела приобрело отчетливый зеленый оттенок с полосами от хлеставших по лицу веток, глаза выпучились и покраснели, но руки вцепились в переднюю пластину мертвой хваткой. Что с ним будет по приезде, страшно было и подумать.

Горилика и Паук, напротив, получали от бешеной скачки удовольствие. Глядя на девушку, снова замотанную в покрывало, я в который раз убеждался в том, что принцессу воспитывали совершенно не по правилам.

Широкие ворота, обитые полосами из святого сплава, появились перед нами совершенно неожиданно. Паук щелкнул пальцами, и Успел в последний раз приложился животом о седло.

- Как она хоть называется? - спросил я, оглядывая высокую изгородь, утыканную шипами из того же сплава.

- Черепушка, - Паук кивнул на ворота и в самом деле украшенные черепом вурдалака. - Он у местных вроде талисмана.

- Как бы не этот самый талисман к ним в гости шастал...

Тем временем нас заметили с надвратной вышки, и ворота начали медленно открываться. Паук снова щелкнул пальцами, и мы неспешно въехали в деревню. Черепушка стояла в стороне от основных путей, ведущих к холмам. Надеяться здесь было не на кого, так что деревня, хоть и не велика размером, была готова к нападению любой нечисти. Местные жители привыкли собственными силами отбиваться от таких гостей, что у столичного жителя вызвали бы остановку сердца одним своим видом, но сейчас я видел на их лицах страх: вчера ночью в их деревню пришло нечто доселе им неизвестное. Среди местных жителей попадались и ребята, одетые в военный доспех. Совсем молодые парни, едва научившиеся держать в руках меч. Недалеко от ворот паслись коренастые жеребцы, принадлежащие, несомненно, форту. Над Часовней Всех Богов вился дымок - жрец приносил жертвы, надеясь выпросить помощи свыше.

Постоялый двор, служивший в обычное время приютом исключительно для контрабандистов, расположился напротив часовни. Нас никто не встречал, что было и не удивительно - каждый, в силу своего разумения готовился к ночи: женщины и дети пересыпали улицы перцем, раскладывали зверобой, мужчины тесали колья, готовили стрелы, точили ножи.

- Король в поход собрался, лантре, лантри, лантра,

И с вечера занялся заточкой топора.

Под скрежетанье круга, лантре, лантри, лантра,

Не дремлет вся округа до самого утра! -

Разносилось по всей улице. -

Король в поход собрался, лантре, лантри, лантря,

Подкова отлетела у верного коня.

Звенит кузнечный молот, лантре, лантри, лантря,

И видел целый город, как занялась заря!

Мы спешились у самого крыльца постоялого двора. Вернее, я, Горилика и Паук спешились, а Успел попросту выпал из седла. Ноги его не слушались, и он замер на четвереньках, уткнувшись лбом в край поилки. Плачевное состояние воздыхателя вызвало у Горилики всплеск сочувствия. Она волчком крутилась вокруг несчастного, не столько помогая, сколько вызывая у него тошноту мельтешением пестрого покрывала перед глазами.

- Самти Паук! - на крыльцо постоялого двора вышел Игрен лот Хорен, комендант форта Спокойного, собственной персоной.

Меня он, разумеется, тоже узнал, но счел за лучшее не озвучивать посреди площади мое имя. Бывший рыцарь Золотой Сотни Империи Теморан был обязан мне не только местом коменданта форта, но и самой жизнью. Лот Хорен был едва ли не десятым сыном теморанского дворянина, богатого только собственной доблестью на поле боя и в постели, так что в наследство Игрену досталось отцовское благословение, да пара штанов, за что Игрен был несказанно благодарен судьбе: старшему брату достались ветхий замок и долги. Не имея даже меча, о рыцарском звании не стоило и мечтать, но молодой дворянин повыше подтянул единственное наследство и отправился в чужие края, искать военного счастья. Но военное счастье к нему навстречу не торопилось, а голодная смерть замаячила на горизонте уже очень скоро, так что, когда на дорогу перед ним вывалилась троица подвыпивших мужиков, выразивших на его счет определенные намерения преступного свойства, Игрен вторично вознес благодарность судьбе. Разжившись у незадачливых грабителей несколькими медными монетами, приличными сапогами, краюхой хлеба и ржавым мечом, больше похожим на кочергу, юный лот Хорен почесал мощную шею и решил продолжить поиски счастья в том же направлении. Уже через год он стал грозой разбойников по всему Теморану, а еще через два судьба свела нас на узкой тропке. Мои интересы в Теморане к тому моменту были уже исчерпаны, так что я, недолго торгуясь, сдал лот Хорену всех своих конкурентов и, заполучив в качестве оплаты часть их имущества, увел свою шайку в более безопасные края. Можно сказать, мы расстались друзьями. Впервые за много лет теморанские леса были очищены от разбойников, и Игрен получил достойную награду: он был зачислен в рыцарскую Золотую Сотню. Попади он в ряды храмовников сразу с порога отчего дома, и не нашлось бы в Теморане более ревностного слуги Истинного бога, но годы общения с разбойниками превратили мечтателя в ловкого пройдоху. Лот Хорен принес присягу Истинному с той же искренностью, с какой присягнул бы и Шату.