Анна Московкина - Исток

— Ты мог бы хотя бы попытаться объяснить, что по-другому нельзя.

— Ей? — Бледные обветренные губы опять скривила ухмылка.

— Не дам. Ромашка, моя… — подвывала селянка, уткнувшись в плечо нежданной союзницы, та машинально продолжала ее гладить.

— Всё, достаточно! Уведи ее! — Филипп грустно улыбнулся, кивнул.

Секунды хватило, чтобы брат и сестра поняли друг друга. Айрин обняла девчушку за плечи и повела прочь из коровника.

Селянка вырвалась с неожиданной силой, перепрыгнула плетень, вцепилась в шею понурой буренки.

— Не дам убить! Вон отсюда.

— Что за шум? — Мужики прикончили кувшин и только тогда собрались в коровник. Не больно-то торопясь в проклятое богами место.

— Они хотят их убить! — выла селянка.

— Марысь, пойдем домой. — Белобрысый мужик подошел к ограждению. — Пойдем, доченька. Пойдем, моя хорошая…

Но Марысь только крепче вцепилась в корову. Колдуну надоело наблюдать. Девушка закричала, попыталась спрятаться за буренку. Мужики стояли в воротах — спорить с колдуном они боялись. Филипп тоже не двигался.

Айрин поймала руку мужчины, не дав ухватить хрупкое девичье запястье, нажала, отводя превосходящую по силе мужскую ладонь вниз резким заученным движением.

Мир перевернулся, перед глазами замелькали необструганные доски потолка. Айрин разлеглась на полу, шипя.

— Я просил запереть баб! — повторил холодный бесчувственный голос. — Забирайте свою дуру.

Колдун легко ухватил Марысь и, сжав брыкающуюся девушку в охапке, донес до отца. Тот, ничего не говоря, принял непослушное дитятко на руки, с неприкрытой ненавистью смотря на колдуна.

— Бесово отродье! — выплюнул он, развернулся и вышел прочь из коровника.

Айрин лежала, чувствуя, как по правой руке течет кровь. Торчащий из доски гвоздь пропорол ткань рубашки, а с ней и плоть.

— Идиотка. Сегодня мы спасем этих коровок, а завтра они заразят новое стадо. Паразиты, сидящие на них, перелезут на собак и крыс и попадут в соседнее село или деревню. Ты хочешь устроить мор по всей стране, девка?

— Вставай, Айрин! — Филипп помог сестре подняться. Девушка удивленно оглядела пораненную руку. Кровь бежала по запястью, лилась по кисти и капала на пол. Что-то было не так. Ярко-алые, светящиеся, как языки пламени, капли сверкали в воздухе и затухали только среди гнилой соломы. — Лучше уходи.

— Сволочь. Ты мог ей это сказать, мог утешить, а не лупить несчастную девочку!

— Если я буду успокаивать каждую встречную дуру, то те, кому действительно нужна помощь, ее не дождутся.

— Я могла ее успокоить!

— Мы заметили! — ядовито осклабился колдун. — У тебя прекрасно получилось. Ты такая же глупая девка, как и она. Тебе тоже жалко разнесчастных зверушек! Тогда пожалей тех телят, коров, коз, овец, до которых дойдет чума, не уничтоженная из-за глупости деревенской девки!

Айрин молчала. Колдун был прав.

Кровь, капающая с руки, стала огненной.

Что-то внутри оборвалось, распахнулась накрепко запертая клетка.

«Сволочь, — думала она, медленно переступая ногами, отшвырнула попытавшегося удержать ее брата. Встала напротив колдуна — совсем близко, так что перед серыми глазами замаячил распущенный ворот рубахи, и задрала голову. И колдун перестал дышать. — Сволочь!»

— Успокойся, — тихо прошептал он. Пощечина получилась бы звонче, будь он брит, но руку кольнула отросшая щетина. Его отшвырнуло на пол.

«Я могу его убить. Прямо сейчас, здесь. И не только могу, но и хочу. Надо лишь выйти из клетки, вылететь на волю после восемнадцатилетнего заточения». — Мысли неслись в голове, короткие ясные звериные мысли.

«Долой клетку!»

В белесых глазах застыли ужас и… удивление. Сила струилась по худенькому телу, приглушая сознание, заливая все вокруг, расползаясь по коровнику. Теленок поднял голову. Сонная корова встрепенулась, как и двадцать восемь ее подруг. Филипп вскочил, ошарашенно вертя головой. Мужики отступили назад.

Колдун сорвался с места.

«А я даже не знаю, как его зовут», — подумала Айрин, стремительно уходя из-под удара. Он прыгнул, но девушка оказалась быстрее. Ударила сама. Не рукой — плетью силы.

«Убить его. Сейчас».

Но невидимая преграда обороняла черноволосого. Капканом сомкнулись пальцы вокруг запястья, пережали рану, не давая капать крови. Обезумевшая девушка попыталась вырваться, затрещали кости.

— Успокойся.

Сила забилась внутри, клетка закрывалась тяжело, натужно, но сопротивляться не получалось.

Руку он не отпустил, продолжал держать, делая больно.

— Филипп, принеси мне сумку. Вон она висит. — Парень тяжело дышал, взгляд у него был перепуганный, но сумку он принес. — Давай открывай. В маленьком кармане сверток.

Содержимое свертка напоминало вар, но явственно пахло дегтем. Колдун отщипнул кусочек и размял в пальцах.

— Попробуешь вырваться и сбежать, я тебя оглушу и приведу в сознание только в Инессе. Ясно?

— Ясно!

— Не смей даже двигаться. — Капкан разжался, ладонь, перепачканная кровью, перехватила руку чуть выше локтя. Ловкие пальцы залепили длинный и очень глубокий порез. Глухой болью отозвалась сломанная кость. — Пошли, девочка.

Мужчина вытер ладони о штаны, размазывая бурые полосы. Кровь стала обычной…

Он выставил меня за ворота, усадил на скамейку. И я села. Очень болели рука и голова.

Не знаю, сколько я так просидела, краем сознания заметила, как мужики взвалили первую тушу на телегу, за ней вторую. Вместо лошадей они втроем впряглись в оглобли, натужно потащили по дороге.

Они сделали десять ходок, последним вывезли рыжего теленка, который сосал мне палец. Мне хотелось закрыть глаза, но я не закрыла. Как и Марысь, стоявшая на дороге. Она плакала так, будто мужики везли в могилу ее отца или брата. Плакала, но глаз не закрывала. Колдуны вышли из коровника через четверть часа. Филиппа шатало от магического истощения, черноволосый ступал твердо. Из чего он сделан? Мой брат не последний колдун в Инессе и далеко не самый слабый. Когда за забором полыхнуло пламя, я все-таки закрыла глаза — теперь они слезились от едкого дыма.

Мазь спеклась твердой коркой, шевельни рукой — раскрошится, но я не шевелила. Сломанная кость ныла и без того.

— Айрин… — Фил хотел погладить меня по голове, но я открыла глаза, и он отшатнулся. — Я знаю, что ты чувствуешь, но пойми…

Корка на руке начала крошиться, не дожидаясь, пока я пошевелюсь. Хлипкий замок выдуманной клетки взорвался. Сила рванулась к Филиппу. Худое тело содрогнулось, скривилось лицо, темно-каштановые волосы зашевелились на голове, как змеи.