Патрик Ротфусс - Страх Мудреца

Несмотря на то, что обжигающе горячий бассейн, из которого я вытащил ее, был больше, чем в полумиле отсюда, то, что я держал в руке было лучше использовать для симпатии (прим. магии связывания), чем светящийся уголь.

Эта вода содержала в себе жар.

Я подумал о Пенти с приступом сожаления.

Тогда я взял свечу и начал крутить ее в моих руках, согревая ее моей кожей, смягчая воск и начал формировать из нее куклу.

Я сидел в своей комнате, думая темные мысли, когда погас последний луч с неба.

Я оглядел инструменты, которые я собрал, и знал глубоко в своем животе, что иногда ситуация становится настолько запутанной, что слова бесполезны.

Какой другой вариант у меня был теперь, когда слова не смогли мне помочь?

Что может любой из нас, когда слова ему не помогают?

Глава 121

Когда слова бесполезны.

Была довольно темная ночь, когда я подошел к дому Вашет, но свет от свечей мелькал в ее окнах.

Я не сомневаюсь, что она могла меня убить или искалечить на благо всей Адемры, но Вашет была бы никем, если не была осторожной.

Она дала эту долгую ночь, чтобы подумать заранее.

С пустыми руками, я постучал тихонько в дверь.

Через мгновение она открыла ее.

Она все еще носила наемничью красную одежду, но она сняла большую часть шелковых завязок, которые прижимали ее крепко к ее телу.

Ее глаза были уставшими.

Ее рот сжался, когда она увидела меня, стоящего там, и я знал, что если я заговорю, то она откажется слушать.

Так что я прожестикулировал [мольбу] и шагнул назад из света свечей в темноту.

Я знал ее достаточно хорошо к этому моменту, чтобы быть уверенным в ее любопытстве.

Ее глаза подозрительно сузились, когда я отошел, но после минутного колебания она последовала за мной.

Она не несла свой меч.

Это была ясная ночь и у нас была частичка луны, чтобы осветить наш путь.

Я привел нас в горы, подальше от школы, от рассеянных домов и магазинов Хаэрта.

Мы прошли больше мили, прежде чем мы пришли на место, которое я выбрал.

Небольшая роща, где высокое нагромождение камней удержит любой шум, чтобы он не донесся к спящему городу.

Лунный свет пронизывал насквозь деревья, показывая темные фигуры в крошечном свободном пространстве, скрытом среди камней.

Здесь стояли две маленькие деревянные скамейки.

Я нежно взял Вашет за руки и проводил ее, чтобы усадить.

Медленно двигаясь, я полез в глубокую подветренную тень ближайшего дерева и вытащил мой шаед.

Я осторожно развесил его на низко свисающих ветвях так, чтобы он висел, как темный занавес между нами.

Потом я согнувшись сел на другой скамейке,и открыл застежки на футляре моей лютни.

Когда каждая из них щелкнув открылась, лютня издала знакомый гармоничный звук, как будто хотела освободиться.

Я вытащил ее наружу и мягко начал играть.

Я сунул кусок ткани внутрь корпуса лютни, чтобы смягчить звук, не желая перенести его за скалистые холмы.

И я заплел часть красных ниток между струнами.

Частично, чтобы они не звенели слишком сильно и отчасти из-за отчаянной надежды, что это может принести мне удачу.

Я начал с исполнения "В деревне кузница". Я не пел, обеспокоенный, что Вашет обидится, если я пойду так далеко.

Но даже и без слов, это песня звучит, как плач.

Это музыка, которая говорит о пустых комнатах, холоде кровати и потере любви.

Не останавливаясь, я перешел к "Ожиданию фиалки", затем к "Дому на Западе от Ветра". Последнюю песню любила моя мать и когда я играл, я вспомнил о ней и начал плакать.

Затем я играл песню, которая пряталась в центре меня. Ту бессловесную музыку, которая двигалась через секретные места в моем сердце.

Я играл ее осторожно, наигрывая ее медленно и низко в темной ночной тишине.

Я хотел бы сказать, что это веселая песня, что она сладкая и яркая, но это не так.

И, в конце концов, я остановился.

Кончики моих пальцев горели и болели.

Прошел месяц, с тех пор, когда я играл в течение длительного времени, и они потеряли свои мозоли.

Подняв глаза, я увидел, что Вашет оттащила мой шаед в сторону и наблюдала за мной.

Луна висела позади нее, и я не мог видеть выражение ее лица.

- Вот почему у меня нет ножей вместо рук, Вашет, - сказал я спокойно.

- Это то, что я есть.

Глава 122

Уход.

На следующее утро я проснулся рано, быстро поел и вернулся в свою комнату, прежде чем большинство из школы не пошевелилось в своих постелях.

Я закинул за плечи мою лютню и дорожный мешок.

Я завернул шаед вокруг себя, проверяя, что все, что нужно было правильно уложено в карманы: красная струна, восковый моммет, хрупкое железо и пузырек с водой.

Затем я надел капюшон моего шаеда и оставил школу, пробираясь к дому Вашет.

Вашет открыла дверь между моим вторым и третьим ударом.

Она была без рубашки и встала с обнаженной грудью в дверях.

Она многозначительно посмотрела на меня, принимая во внимание мой плащ, дорожную сумку и лютню.

- Это утро для посетителей, - сказала она.

- Входи.

Ветер еще холоден так рано.

Я вошел внутрь и споткнулся на пороге так, что мне пришлось опереться другой рукой на плечо Вашет, чтобы удержать себя.

Моя рука неуклюже поймала ее волосы, когда я сделал это.

Вашет покачала головой, когда она закрыла за мной дверь.

Равнодушная к своей почти полной наготе, она завела обе свои руки за голову и начала заплетать половину своих распущенных волос в короткую, жесткую косу.

- Солнце едва появилось на небе сегодня утром, когда Пенти постучала в мою дверь, - сказала она в разговоре.

- Она знает, что я была зла на тебя.

И хотя она не знала, что ты сделал, она говорила от твоего имени.

Удерживая косу одной рукой, Вашет потянулась за полоской красной ленты и завязала ее.

- Затем, не успела моя дверь закрыться, мне нанесла визит Карсерет.

Она поздравила меня с тем, что я наконец дала тебе то лечение, которого ты заслуживаешь.

Она потянулась назад к косе с другой стороны волос, которую ее пальцы проворно скручивали.

- Обе они раздражали меня.

Как будто не было другого места, чтобы поговорить о моем ученике.

Вашет завязала вторую косу.

- Тогда я подумала про себя, чье мнение я уважаю больше? - Она посмотрела на меня, что сделало это для меня вопросом, на который нужно ответить.

- Вы больше уважаете свое собственное мнение, - сказал я.

Вашет широко улыбнулась.

- Ты совершенно прав.

Но Пенти не совсем дура.

И Карсерет может быть злой, как человек, у которого такой характер.