Андрей Валентинов - Если смерть проснется

— Твое здоровье, навий подкидыш! Как жабры, не чешутся?

Мертвец высоко поднял чашу, и Навко понял, что в ней не мед, а кровь — темная, уже успевшая остыть. Баюр сын Антомира сделал глоток, губы окрасились красным. И вот холодная рука протягивает чашу:

— Мы оба теперь упыри, подкидыш! Пей! Навко закусил губу, чтобы не закричать, отвернулся и глубоко вдохнул. Когда он вновь решился взглянуть, наваждение исчезло. Молодой сотник держал в руке чашу и никак не мог понять, почему его сосед не хочет выпить меду за собственное здоровье.

К Быстрице вышли ранним утром, когда реку затягивал густой предрассветный туман. Навко шел впереди отряда, стараясь не спешить. Люди устали — сотня двигалась всю ночь, делая лишь короткие привалы. И так восемь дней — узкими лесными тропами, обходя города, сторонясь больших дорог. Немногих встречных убивали на месте — и спешили дальше. Еда подходила к концу, донимал холод, но никто из волотичей и не думал роптать. Все шли, как на праздник. Еще бы! Под ногами — чужая вражья земля! Мать Болот позволила дожить до такого — первого похода в сполотские пределы!

Никто, кроме Навко, не знал о том, что им предстоит. И эта тайна еще более подбадривала. Это не простой набег! Они должны совершить что-то важное, секретное. Навко был доволен — парни попались крепкие, такие не побегут, не испугаются…

Возле небольшого мостика, кое-как сложенного из старых бревен, было пусто. Навко приказал остановиться и выслал вперед двоих — на разведку. Калачка совсем близко, но туман не позволял увидеть ничего, кроме сухих камышей возле низкого берега.

Минуты шли, и Навко начал волноваться. Казалось, все предусмотрено. Они пришли вовремя. Сегодня утром от Калачки останутся лишь обгорелые руины, а послезавтра Гуд будет у ворот Савмата. Еще два отряда ушли на полдень, к самому Денору.

Заметить их не могли. Мапа помогла — отряд путал следы, и только Навко знал, где они будут к следующему утру. Предупредить сполотов мог лишь Ямас, но не верилось, что рахмана внезапно охватит жалость к обреченным.

Навко встал и осторожно подошел к самой воде. Впереди тихо, но вот невдалеке послышался собачий лай. Значит, село совсем близко! Собака умолка, и Навко успокоился. Разведчики свое дело знают, шума не будет. Спящие уснут навеки — все, кому не посчастливилось родиться и жить в этом селе.

Сквозь туман проступили две неясные фигуры. Навко сжал в руке меч, но тут же опустил оружие. Разведчики возвращались. Их рассказ был краток: село, три десятка домов, скирды у околицы, святилище на невысоком холме у самого леса. И тихо. Все спят — урожай убран, отпразднованы обжинки, можно не спешить и не вставать до петухов.

Пора! Навко отдал приказ, и десятники собрали воинов на речном берегу. Волотичи переглядывались, еще не понимая. Они уже прошли немало таких переправ, и не могли взять в толк, чем эта речка важнее остальных. Навко знал: придется не просто приказывать, придется объяснять. Значит — надо врать, и от этой мысли ему стало заранее не по себе. Но сомневаться поздно — они у цели.

— Воины Велги! — Навко поднял меч и взмахнул им над головой. Наступила тишина — полная, глухая, стало слышно, как журчит Быстрица.

— Воины Велги! Перед нами сполотское село. Оно принадлежит Рыжему Волку — тому, кто убивал наших женщин и наших детей…

Первая ложь прозвучала убедительно. Волотичи вновь стали переглядываться, на лицах заиграли недобрые усмешки. Навко понял, что можно говорить дальше.

— По приказу Правительницы…— вторая ложь, горше первой. Он солгал о Велге, о самой Велге, Спасительнице Края! Но слово сказано, отступать поздно, и Навко, прокашлявшись, повторил:

— По приказу Правительницы все, кто живет здесь, должны погибнуть. Это наша месть за тысячи убитых в Коростене, в наших селах и городах…

Легкий гул был ответом. В этом гуле слышалось недоумение, пока еще легкое, едва заметное. Волотичи шли мстить, но мстят убийцам, а не женщинам и детям. И Навко вновь закричал, срывая голос:

— Сполоты должны понять, что их семьи не останутся в безопасности, пока войска Рыжего Волка убивают волотичей! Смерть за смерть! Сегодня мы должны забыть о жалости! Я освобождаю вас от нее! Там, за рекой, нет стариков, нет женщин, нет детей. Там враги! Кровавые упыри! Когда вы увидите старика, то вспомните — он убивал ваших отцов! Когда увидите младенца, знайте — он вырастет и будет убивать ваших детей! Там нет женщин — там волчицы, которые будут рожать волчат! Вспомните Коростень, вспомните Бусел, вспомните Старые Ключи! Кровь за кровь!

Снова гул, но на этот раз в нем звучала ненависть. Кажется, Навко нашел нужные слова. Почти у каждого на войне погибли близкие. Кровь ударила в голову, и Навко понял, что бойцы выполнят приказ:

— Идти тихо! — закончил он. — В домах ничего не брать — мы не грабители. И запомните — всех! Всех до единого! Пусть сполоты почувствуют, что такое боль!

— Смерть волкам! — крикнул кто-то, и множество голосов подхватило:

— Смерть! Смерть! Смерть!

Надо было сказать еще что-то, дабы исчезли последние сомнения, и Навко вовремя вспомнил о Гуде:

— Сегодня ваши товарищи наносят удары отмщения по нескольким сполотским селам. Рацимир пошлет войска — и через два дня тысячник Гуд со своими ребятами ворвется в Савмат!

Этого не знали. Несколько мгновений люди молчали — изумленно, не веря, но вот ударил дружный крик:

— Савмат! Савмат! Смерть сполотам! Смерть!

— Вперед! — Навко вновь взмахнул мечом. — Никого не щадить! Велга! Велга!

— Велга! — прокричали десятки голосов. Навко кивнул десятникам, послышались короткие команды, и воины бросились вперед, сквозь туман, где спала обреченная Калачка.

Село растянулось вдоль единственной улицы. Вокруг виднелись сады, дальше темнели перепаханные под озимь пашни, а за ними был лес. Волотичи быстро оцепили село. Все оказалось просто — три десятка крытых соломой домов, по три человека на каждый. Собаки, почуяв чужаков, уже начали заходиться лаем, но люди еще спали, не чуя беды. Навко оглянулся, убедился, что все готово, и махнул рукой.

Сам он остался на улице с несколькими бойцами, чтобы перехватить тех, кто успеет выскочить наружу. Никто не удивился — командир должен поступать именно так, а Навко был рад, что останется в стороне. Конечно, он понимал, что кровь будет и нам нем. Более того, кровь будет прежде всего на нем, но убивать самому не оставалось сил.

Когда волотичи быстро, без шума, вошли во дворы, и первые собаки упали, захлебнувшись лаем под точными ударами клевцов, он вдруг захотел чтобы это все поскорее кончилось. Скорее бы уйти за реку, раствориться среди густого леса и сгинуть, забыв о проклятом селе — хотя бы на несколько дней. Потом можно будет подумать, как говорить с Уладом, с Ямасом, что сообщить Велге, если придется объясняться — потом. Сейчас хотелось просто поскорее уйти, как в тот день, когда он вонзил нож в спину Баюра. Тогда тоже хотелось убежать, оставив мертвеца на окровавленной траве, но надо было обыскать его мешок, затем тащить тяжелый труп к ближайшему болоту…