Светлана Крушина - Голос дороги
Они въехали в небольшой внутренний двор, по периметру которого располагались службы. Князь остановился около конюшен и спешился. Грэм оставался в седле. Навстречу князю из конюшни вышли двое: мужчина средних лет, в простой коричневой одежде, и высокий гибкий паренек, голубоглазый и смуглый, одетый тоже очень просто. Голову его покрывала довольно уродливая фетровая шапка. Грэм сначала подумал, что этот парнишка — помощник конюха, но потом усомнился. Очень уж нахально он улыбался.
Старший мужчина почтительно приветствовал князя, принял у него поводья и подошел к Грэму, с любопытством на него глядя. Тот ответил мрачным взглядом и лихо спрыгнул на землю — но поврежденная нога подвела, и он припал к земле, едва не ткнувшись носом. Парнишка в фетровой шапке захохотал, и его смех ожог Грэма, словно на него выплеснули ведро ледяной воды. Забыв о боли, полный намерений немедленно отвесить насмешнику полновесную плюху, он вскочил на ноги, но князь встал между ним и нахальным пареньком, схватил обоих за плечи.
— Гата, как тебе не стыдно, — сурово проговорил он. — Немедленно извинись перед Грэмом.
Грэм так и уставился на обидчика. А тот стянул с головы шапку, и по плечам рассыпались белокурые волосы, слишком длинные для парня. Теперь стало яснее ясного, что это девушка, и Грэм удивился своей слепоте. Лицом девушка походила на князя, не так сильно, как Грэм, но сходство было отчетливым благодаря характерному профилю. На взгляд Грэма, фамильный грачиный нос, который на мужском лице выглядел более или менее терпимо, тонкое девичье личико портил ужасно — если бы не эта черта, девушку можно было бы назвать красавицей.
— Прости, — глядя Грэму в глаза, она, словно мужчина, непринужденно протянула ему руку. — Я не хотела тебя обидеть.
Грэм, поколебавшись, принял узкую сухую ладонь, которая оказалась ничуть не менее шершавой, чем его собственная.
— Так-то лучше, — сказал князь. — Но ты, милая моя, совершенно уже одичала. Не довольно ли с тебя конюшен?
В его голосе, впрочем, не слышалось особого огорчения.
— Ну не дома же сидеть, — пожала плечами княжна. — Там со скуки и загнуться недолго.
— Гата! Что за выражения?
Гата только плечами пожала и снова повернулась к Грэму, вперила в него полный любопытства взгляд. Тот сначала смутился, но быстро разозлился на себя и с вызовом вскинул голову. Гата фыркнула.
— А кого это ты с собой привез, папа? — поинтересовалась она без малейшего почтения.
— Это твой брат, Гата, — серьезно сказал князь.
— Бра-ат? — протянула княжна, и еще раз окинула взглядом Грэма с головы до ног. Ему показалось, что сейчас она еще и вокруг обойдет, чтобы получше рассмотреть. — Откуда же это у меня брат взялся? Да еще и такой взрослый? А, папа? Грехи молодости? Или вы с мамой прятали его где-нибудь?
Грэм вспыхнул.
— Гата, — одернул князь. — Не неси чепухи.
— А что такое? — удивилась княжна. — Я просто пытаюсь выяснить, чему я обязана столь радостным событием. Согласись, не каждый день узнаешь, что у тебя есть взрослый брат.
— Его матерью была другая женщина, не твоя мама, — очень спокойно сказал князь. Грэм только дивился его выдержке. Сам он не знал, куда деваться, и, пожалуй, убежал бы, если бы князь не сжимал крепко его плечо.
— Согрешил, значит, — безмятежно улыбнулась Гата. — Незаконный сын? Ну, ну. То-то мама обрадуется. Да не дуйся ты, — повернулась она с дружелюбной усмешкой к Грэму. — Все в порядке. Я не ожидала от папочки подобного, но, раз уж ты есть, и раз ты здесь — добро пожаловать. Я рада тебя видеть, кем бы ни была твоя матушка. Хоть один мальчишка появится в доме…
— Моя мать была порядочной женщиной, — не выдержал Грэм.
— А я разве что-то другое сказала? — удивилась Гата. — Значит, тебя зовут Грэм…
— Да.
— Надеюсь, ты не такой зануда, как моя старшая сестричка?
— Довольно болтовни, Гата, — прервал князь. — Грэм устал, мы ехали несколько дней, и теперь ему нужен отдых. Пойдем в дом.
— Не хочу. Что я там забыла? Опять выслушивать нотации? Я уже побеседовала сегодня с сестричкой, хватит с меня.
— Гата, — князь немного повысил голос, и девушка сразу сникла.
— Хорошо, — покорно сказала она. — Пойдем, — и не удержалась-таки от шпильки: — Боишься один маме на глаза показаться?
Князь ничего не ответил на ехидное замечание дочери, только стиснул зубы. Все-таки предстоящее объяснение не очень-то его радовало.
Они вошли через черный ход в узкий темный коридор. И князь, и Гата чувствовали себя здесь довольно уверено. Как видно, им нередко случалось пользоваться входом для слуг. За коридор оказался еще один, а из него князь со своими отпрысками попали на просторную кухню, где возилась у плиты немолодая полная женщина. Увидев гостей, она всплеснула руками:
— Ваша светлость! Когда это вы вернулись? Госпожа Гата! Что же это вы творите, а? Зачем вы здесь оказались, я вас спрашиваю?
— Тихо, Укон! — засмеялся князь. — Я вернулся только что и решил пойти коротким путем.
— Почему-то всегда у вас короткий путь проходит через кухню, — проворчала Укон. — А уж княжна-то! Вы-то что здесь забыли? Вот пожалуюсь ее светлости госпоже княгине, посмотрю тогда, как запоете…
— Не ворчи, Укон, — сказал князь.
Еще несколько комнат, коридоров, и вдруг совершенно неожиданно перед ними распахнулись двери большой гостиной. Грэм растеряно закрутил головой. В богатых домах ему бывать не довелось, и гостиная, выдержанная в синих и голубых тонах, произвела на него сильное впечатление. Одна стена представляла собой огромное окно, выходящее на длинную террасу. Вплотную к террасе подступали деревья, и их ветви почти касались резных перил.
Засмотревшись по сторонам, Грэм не сразу заметил двух женщин, которые сидели в креслах рядом со стеной-окном, с рукоделием на коленях. А заметив, почувствовал, как тело сковывает свинцовая тяжесть, и язык немеет от волнения.
Княгине Мирали было около сорока лет. Она сразу поразила Грэма своей красотой: высокая и все еще стройная, с ослепительно белой кожей и темными волнистыми волосами, гладко зачесанными и закрученными на затылке в тяжелый узел, она была достойной парой супругу. Одета она была в строгое, закрытое темно-серое платье, украшенное желтоватыми старинными кружевами. Старшая княжна очень походила на мать, даже прическу носила такую же, но ее красоту портили строго поджатые тонкие губы и постное выражение лица. Выглядела она жуткой занудой, и Грэму совсем не понравилась. Впечатления не исправляло даже кокетливое шелковое платье цвета топленого молока.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});