Николай Басов - Магия Неведомого

Падан сидел, склонившись над чем-то, что напоминало небольшую морскую карту. На его ненормально округлой голове уже заметно поубавилось волос и просвечивала чешуйчатая, зеленоватая кожа. Кто был по своей природе Падан, оставалось неизвестно, даже самые прожженные знатоки всех и самых разные помесей рас и народов пасовали, когда разглядывали его. Сказывали, что в молодости, еще до того, как осесть в Кости, он пиратствовал с бесчи, жутковатой породой волосатых недолюдей, которые умели одолевать орков в драке, а прежде бродяжил с нунами, мелкими, но на редкость быстрыми людоедами с южных островов. Вот что у него было до того, не знал никто, да и не следовало этим интересоваться, плохо могло кончиться.

Берит замер, даже выпрямился, ожидая, когда на него обратят внимание. Ясно же, что давно заметили и доложили.

Наконец один из приближенных Падана, орк, особо густо разрисованный татуировками, соизволил поднять своей корявой лапой погнутый шандал, испачканный чем-то, что напоминало кровь, а может, был испачкан соусом от недожаренного мяса… Лучше думать, что соусом, решил Берит и стал еще прямее. Тогда и Падан поднял голову.

Глазки у него оказались на редкость маленькие и заросли вместо ресниц и бровей какими-то кустами волос, отчего делались еще меньше, и еще труднее было угадать их выражение, Берит даже не пытался.

– Ага, – сказал Падан негромко, – явился-таки… Я уж думал, не приволочь ли тебя на аркане? У нас, знаешь, пара кочевников, отбившихся от своих, имеется, они своими арканами действуют лучше, чем Гных кнутом.

Гныхом и был тот орк в татуировках. Он осклабился, показал огромные желто-черные клыки. И посмотрел на Берита так, словно соображал, сразу его сожрать или перед этим побить немножко, чтобы мясо получше кровью напиталось? Но все же страх показывать было нельзя, хотя и дохлая это была защита, но все же следовало выдерживать гонор.

– Ты звал, – уронил Берит и не смог сдержаться, гулко сглотнул набежавшую от ужаса слюну.

– Боишься? – спросил очень низким голосом Гных.

– Не ел еще сегодня, – сказал Берит и все из того же гонора сделал вид, что смотрит на глиняную тарелку, что стояла у локтя Падана. На ней было печеное мясо, почерневшее от слишком сильного огня.

– А ты поешь, – сказал вдруг Падан и подвинул свою тарелку.

Берит удивился, и страх стал еще сильнее, потому что такого от Падана ждать не приходилось… Вернее, такого можно было ждать, только если влип по-серьезному. Но сделал шаг к столу, подвинул табурет, сел и попробовал мясо. Жевать его было невозможно, но с его челюстями почти получалось.

Падан посмотрел на Берита, пробуя придать голосу едва ли не дружелюбие. От этого волосы на спине у Гиены пошли волнами, как под сильным ветром. И кажется, он начинал потеть.

– Нравится наш харч?

– Неплохое мясо, – сказал Гиена, проглотив кусок.

– Прибился бы к нам – всякий бы вечер так шамал. Но ты же у нас одиночка, сам себе атаман… – Падан хмыкнул. Его орки попробовали рассмеяться, хотя больше всего это напоминало грохот катафалка по брусчатке. – Так вот, Гиена, есть у меня для тебя работенка. С твоим умением ползать по стенам – пустяки, мелочовка. Просто никто из моих дуреломов не сумеет, а тебе – плюнуть и забыть. – Падан теперь смотрел на него безжалостно, будто резал барана. – Вползешь в храм Метли Святой и выкрадешь для меня Покрывало Невинности.

Гиена задохнулся, даже жевать забыл. И рот закрыть забыл, лишь опомнился, когда все эти шестеро дураков, что вокруг Падана стояли, загрохотали своим диким смехом, и это было похоже на треск телеги, вывозящей трупы из города во время чумы.

– У церковников-то наших Покрывало это без дела валяется, – пророкотал Падан. – А мне за него южные работорговцы обещали куш отвалить. Ведь есть же байки, что оно может любую шалаву снова к невинности обратить, и очередной ейный хахаль не поймет ничего…

Телохранители теперь грохотали уже так, что остальной шум в кабаке смолк, видимо, там прислушивались, с чего веселье началось? Но Бериту и такого смеха было достаточно, чтобы оглохнуть.

И самое главное, отказывать нельзя, просто невозможно. Иначе он отсюда не выйдет, а вынесут его кусочками… Вот те на, думал он, вот, кажется, и прижало, вот и случилось такое, чего он всегда опасался. Что же теперь, хочешь не хочешь, а в дальние страны придется отправляться? Или все же нет? Ох, не хотелось бы…

– Ну как? Сделаешь?

– А моя доля?

– Доля? – почти зарычал Гных. – Зарываешься, Гиена.

– Спокойно, – утихомирил его Падан. – Пацан правильно ставит вопрос. – Он повернулся к Бериту, даже чуть наклонился к нему через стол. – Покрывало это у них в сокровищнице находится, это точно, этому можешь верить. А там, куда ты залезешь, у них много еще всего, возьмешь себе что-нибудь как свою долю. Я и не спрошу, что ты там надыбаешь, твоим останется.

Берит подумал, оттолкнул тарелку, хотя голод в нем только проснулся по-настоящему от первых-то кусков.

– Ха, да если бы я мог… – начал он. Но Падан был не из тех, кто позволял перечить себе.

– Не сможешь – тебе тут не жить, Гиена, так что выбирай. – Он помолчал, потом осклабился, хотя клыков, как у Гныха, не показывал, лишь губы растянул. – Ты, говорят, умеешь сквозь стены проходить.

– Умел бы… – все же произнес Берит и умолк. Жалко себя стало, ведь если бы он договорил, то непременно получил бы… вон от того, что слева стоял, уже приготовившись. Или от того, что справа. Хотя вернее всего, от обоих. Так бы они им, как мячиком, и поиграли, пока все же не пришлось бы согласиться, хотя бы для видимости.

А Падан, даром что главарь, каким-то чутьем понял, о чем Берит подумал, и так же дружелюбно, как в начале разговора, произнес:

– Гиена, обманывать меня не моги. Тогда уже не ты один в заливе всплывешь, хотя и не опознают тебя, ведь прежде над тобой мои ребятки поработают денек-другой, а как они это умеют, сам знаешь… Если что, и девахе твоей не жить. Или вдруг с ней такое случится, что она о смерти как о милости думать станет, да вот беда – не всегда получается умереть-то вовремя.

Кое-кто из орков опять рассмеялся, но быстро увял. Догадались, что Падану это может не понравиться, он теперь на убедительность давил.

– Думай. Ты сейчас – никто, так, шавка мелкая, гиена и есть. А если сделаешь это, у тебя сразу авторитет будет.

– Так ведь искать меня станут… не знаю даже как! Это же не шутки, не лоха деревенского на рынке ободрать и даже не богатейчика какого в переулке подрезать. Церковники же этого не простят, не забудут.

– Отлежаться тебе мы дадим, никто тебя не сыщет. И даже со жратвой и выпивкой отлеживаться будешь. А потом, глядишь, никому и не нужен ты станешь, как сейчас. Только крале своей, за хабар, что оттуда стянешь. – Падан уже терял терпение. – Ну соглашайся, Гиена. – Все теперь смотрели на него, а он смотрел на тарелку с недоеденным мясом и отчего-то думал, что не нужно было к нему прикасаться. А Падан договорил так: – Ты же нормальный вор, у тебя все получается, вот только… скидывать хабар ты не умеешь.