Павел Шмидт - Мелкинд Виллейн (Золотой Талисман) (СИ)

Эритор на носу, мы с Унрулией на задней скамейке. Тонкие весла как игрушки в крестьянских руках, островок приближается с пугающей быстротой. Набольший весь в мыслях, глядит под ноги. Зрачки детины расширились, в больших карих глазах я уловил тень движения. На берегу позади знакомые уроды, пробуют лапами воду. Один залез, как циркач, на корягу, покосившийся ствол нависает далеко над водой, кончик в остатках коры. Упырь шагнул осторожно, ещё, ногти на пальцах ног как крюки, впиваются в скользкую древесину. Осмелел, шагнул на кору, отгнившая, тотчас сорвалась вниз, упырь взвыл, обрушился в воду, пальцы царапнули склизкую ветвь. В глубине метнулась белая стая, мощно забурлило, булькнуло сыто и влажно, от упыря грязно-красное пятно. Товарищи твари жалко скулят, присвоили звуки собак.

- Утоп, - проговорил недоросль. - Не то, чтобы сам.

- Не, видно, плавать не умеют. Значит, будут стеречь, - высказался набольший. Глянул на меня уважительно. - А магия-то, работает!

Я поймал испепеляющий взгляд Унрулии, пожал еле заметно плечами - хорошо, что хорошо кончается.

Лодка чиркнула дном, благополучно застряла на мели, до островка один шаг, торопясь, попрыгали наземь, забыли про меня. Под подошвами тех, кто может ходить, тёмный, почти чёрный песок, блестят кусочки слюды и кварца. Я зачерпнул мокрую горсть.

- Зачем тебе песок, Виллейн? - спросил Эритор. - Колдовать?

- Нет. Просто, красиво. Смотри как сияет! Посижу тут, полюбуюсь!

Я приблизил ладонь, песок из блестящих и чёрных крупинок, чёрные поблескивают гранями, блестящие налились чернотой изнутри.

- Долго любоваться красивостями будем? - грубовато бросил набольший, помогая выбраться на берег.

- Может, в последний раз, кто знает, что ждёт в хибаре?

Обнадежив товарищей, я начертил на песке несколько фигурок. Хлопнул, отряхивая ладони, резкий сухой звук подкинул деревенских на ноги - успели присесть кто куда.

- Идём!

Островок не велик, несколько шагов и набольший решительно стучит кулаком в дверь. От каждого удара сыпет мусором вдоль стен - или крыша ползёт набекрень, свесила драные скаты, или бревна ёрзают, готовы сбежать из венца. Невесомое шарканье с той стороны, скрип засова, дверь попытались открыть. Остатки мощных петель давно для обману, створка выпала наружу, зашибив набольшему ступни.

Мы ворвались, детина тащит меня подмышки. Эритора оставили позади, пацан сопит недовольно, пальцы на рукояти ножа, тянет шею рассмотреть из-за спин. В хибаре полно чада, в центре единственной комнаты очаг, выложен камнем прямо в земляном полу. На треноге булькает варевом котел, запах блевотный. Старая ведьма забилась в угол, на скамейке вдоль стены кто-то лежит, тело укрыто обширной дерюгой.

- Вот и свиделись, милок! Спасибо за ключик!

Ведьма висит на стене, костлявые лапы растянуты в стороны, кожаные верёвки глубоко врезаются в пергаментную кожу, кисти крепко связаны, пальцы ног царапают пол когтями. Седые патлы обрезаны криво, лежат неопрятными прядями подле ног. Старое тело высохло, давно не грудь, а пустые мешки закрывают, как шторы, впалый до спины живот.

- Ха-ха-ха-а! Ах-ха-ха! Ми-илок! И-ии! - воет ведьма, пена клочьями на остром подбородке, мутные глазки лезут прочь из глазниц.

- Тьфу на тебя!

Набольший сплюнул, вилы шмякнулись наземь, от кончиков алых зубьев дымок, шипят, остывая. На животе ведьмы четыре следа, паленая кожа мерзко воняет, кровь запеклась в неглубоких ранах.

- Ничего не добьемся от сумасшедшей! Расспрашивай сам, колдун! - рявкнул крестьянин, повернувшись ко мне.

- Разве не предлагал с самого начала? - ответил я. - Пойди к остальным!

Крестьянин толкнул дверь, забыв про сломанные петли, ругнулся, приставил створку обратно. Ведьма толкает в спину издевательским хохотом. Я подошёл к лавке. Когда набольший говорил про племянницу, не только я подумал: ребёнок. Однако племянница оказалась, гм, весьма взрослой. Холстина, которой укрыта, вздымается высоко при каждом вдохе, под грубой тканью очертания грудей таких размеров, как если сама мать-сыра-земля избрала воплощением. Зад под стать, узкая скамья неспособна вместить, роскошное тело лежит неуклюже, как собака на заборе. Племянницу неудобство не беспокоит, как принцесса из сказки спит беспробудным сном. Проклятая ведьма отказывается выдать, чем опоила и как всё вертать взад.

Я глянул на вилы: крестьянин как удила закусил, увидев племяшку.

- Всё, хватит мычать, поговорим как коллеги.

- Нечего мне сказать, хоть на части режьте!

- Сказать, может и нечего, - согласился я, - а вот предложить есть!

- Мне? Вам? - удивилась ведьма.

- Да-да, тебе, нам. Например, ведьмин дар!

- Ах ты... откуда про дар вызнал?!

- Книжки читал, - скромно ответствовал я. - Старая ты, совсем с умом попрощалась, сил молодиться нет - а всё никак не окочуришься! Ты бы и рада, думаешь, не знаю, каждый день как мучение? Но передать дар некому! Потому зазывала детей, потому опоила племяшку, - я выдержал паузу. - Бестолку, насильно дар не передашь, человек в сознании должон быть и сам согласен! Скажешь, не прав?

На ведьму жалко смотреть, под пыткой так не корежило. Лапы, бывшие когда-то руками, натянули веревки, сыромятная кожа врезалась в запястья так глубоко, что вот-вот оставит культяпки. Под облепившей кости кожей видна каждая мышца, дёргаются в общей судороге. Неимоверным усилием ведьме удалось совладать.

- Прав ты, - прохрипела ведьма, - помоги, помоги передать дар! Девку разбудить просто, на полке третье слева снадобье, одну каплю дашь! Только не больше, а то издохнет. Видишь, я помогаю, помоги и ты, милок!

Я влил указанное снадобье, сперва ничего, девичье лицо остается спокойным. Я залюбовался - веснушки над носопыркой, сочные губы и золотистая коса - крестьянская девушка кровь с молоком, таких сотни. Открыла глаза, чёрные зрачки во всю радужку сузились, уступив голубому, дерюга полетела прочь. Племянница набольшего, в чём мать родила, вышибла дверь, унеслась. Снаружи вскрик, топот ног. Спустя пару минут набольший с детиной ведут под руки обратно, недоросль старательно отводит взгляд от живущих внутренней жизнью огромных шаров грудей. Усадили насильно, я подал дерюгу.

- Ой, это где это я?

Я сделал крестьянам знак выйти.

- Ой, а вы кто? - спросила девушка, поджала ноги к подбородку, натягивает дерюгу повыше в смущении.

- Ты в логове ведьмы. Вот она, на стенке висит.

Девушка вздрогнула, во взгляде паника, уступила любопытству.

- Ой, настоящая ведьма! Как в сказке бабули!

- Ты не бойся, привязана крепко. Да и сил нет совсем. Я вас оставлю ненадолго, послушай что скажет. Решать тебе, не захочешь - не надо! Всё поняла?